Краткое содержание сказки Салтыкова-Щедрина “Вяленая вобла”

Воблу ловят, чистят внутренности и вывешивают на веревочке вялиться. Радуется вобла, что проделали с ней такую процедуру, и нет у нее теперь “ни лишних мыслей, ни лишних чувств, ни лишней совести”.

Рассказчику неизвестно, “что именно разумела вяленая вобла под названием “лишних” мыслей и чувств”, но он не может не согласиться, что в жизни, действительно завелось много лишнего.

Сущности этого лишнего никто еще не называл по имени, но всякий смутно чувствует, что куда ни обернись – везде какой-то привесок выглядывает.

И

каждый такой привесок надо “или в расчет принять, или так его обойти, чтобы он и не подумал, что его надувают”, и порождает это одно только беспокойство.

Провялившись хорошенько, вобла убеждается, что в ней ничего, кроме молок не осталось, взбадривается и потихоньку начинает “гнуть свою линию”. Становится она еще солиднее и благонадежнее, мысли у нее появляются “резонные, чувства – никого не задевающие, совести – на медный пятак”. День-деньской вобла “резонно об резонных делах калякает”.

О том, что тише едешь, дальше будешь, что маленькая рыбка лучше, чем большой таракан, что

поспешишь – людей насмешишь и т. п. А всего больше о том, что уши выше лба не растут.

Люди ходят сонные, ни за что взяться не умеют, ничто их не радует и не огорчает, а вобла успокоительно в уши им шепчет: “Потихоньку да полегоньку, двух смертей не бывает, одной не миновать…”.

Затесавшись в ряды бюрократии, вобла на канцелярской тайне и на пустопорожних словах настаивает, “чтоб никто ничего не знал, никто ничего не подозревал, никто ничего не понимал, чтоб все ходили, как пьяные!”. И все с ней соглашаются. А уж без пустых слов никаких следов не заметешь.

Никогда не нужно настоящих слов говорить, потому что из-за них изъяны выглядывают. А ты пустопорожнее слово возьми и начинай ими кружить… Тогда изъяны стушуются сами собой, а останется одна воблушкина правда.

Забирается вобла и в ряды выбранных на общественную должность, которые раз и навсегда постановили: “Коли спрашивают – повергать! а не спрашивают – сидеть и получать присвоенное содержание”.

В обществе, которому предназначены поучения воблы, есть и убежденные люди, но преобладают пестрые, совесть свою до дыр износившие, побывавшие за свою жизнь и поборниками ежовой рукавицы, и либералами, и западниками, и народниками, и социалистами. Убежденные люди мучаются, мечутся, вопрошают и, вместо ответа, видят перед собой запертую дверь. А пестрые люди рады-радехоньки слушать отрезвляющие слова вяленой воблы.

Поголовное освобождение от лишних мыслей, чувств и совести умиляет даже клеветников и человеконенавистников.

Простая вобла, с провяленными молоками и выветрившимся мозгом, совершила такие чудеса консерватизма, о которых они и гадать не смели.

Утешает человеконенавистников лишь то, что именно их призывы помогают вобле успешно проводить свою мирно-возродительную пропаганду.

Чем старательнее выводятся логические последствия, вытекающие из воблушкиной доктрины, тем чаще возникает вопрос: “А дальше что?”. Хоть и провялили воблу, и внутренности вычистили, и мозг выветрили, но, в конце концов, ей приходится из торжествующей превратиться в заподозренную, из благонамеренной – в опасную либералку.

И вот однажды свершается неслыханное злодеяние. Один из самых рьяных клеветников хватает вяленую воблу под жабры, откусывает у нее голову, сдирает шкуру и у всех на виду съедает. Пестрые люди смотрят, рукоплещут и вопят: “Да здравствуют ежовые рукавицы!”.

Но История глядит на эту историю иначе и втайне решает: “Годиков через сто я непременно все это тисну!”.