Краткое содержание “История одного города” Салтыкова-Щедрина М. Е

“Глуповцы произошли от головотяпов, рядом с которыми проживали племена лукоедов, слепородов, вертячих бобов, рукосуев и прочих. Все они враждовали между собой.
Головотяпы пошли искать себе князя. Все отказывались от таких ни на что не способных подданных, наконец один согласился и прозвал их глуповцами. Исторические же времена в городе Глупове начались с того, как один из князей возопил: “Запорю!”
Автор приводит ироническую летопись градоначальников города. Так, например, под номером восемнадцатым значится ” Дю-Шарло, Ангел

Дорофеевич, французский выходец. Любил рядиться в женское платье и лакомился лягушками.

По рассмотрении оказался девицею…” Наиболее примечательным градоначальникам посвящены отдельные главы.

Органчик
Этот градоначальник все время сидел в своем кабинете, что-то чиркал пером. Лишь время от времени он выскакивал из своего кабинета и говорил зловеще: “Не потерплю!” По ночам его посещал часовой мастер Байбаков. Оказалось, что в голове у начальника находится органчик, умеющий исполнять всего две пьесы: “Разорю!” и “Не потерплю!” Для починки испорченного органчика и вызывали мастера.

Как ни ограничен был репертуар властителя, глуповцы боялись его и устраивали народные волнения, когда голова была отправлена в ремонт.

В результате недоразумений с ремонтом в Глупове появились даже два одинаковых градоначальника: один с поврежденной головой, другой с новой, лакированной.
Сказание о шести градоначальницах
В Глупове началась анархия. В это время к правлению стремились исключительно женщины. Сражались за власть “злоехидная Ираида Палеологова”, которая обокрала казну и бросалась в народ медными деньгами, и авантюристка Клемантинка де Бурбон, что “имела высокий рост, любила пить водку и ездила верхом по-мужски”.

Потом явилась третья претендентка – Амалия Штокфиш, которая волновала всех своими роскошными телесами. “Неустрашимая немка” велела выкатить солдатам “три бочки пенного”, за что те ее весьма поддержали. Потом в борьбу вступила польская кандидатка – Анелька с мазанными прежде дегтем за распутство воротами. Потом в борьбу за власть ввязались Дунька Толстопятая и Матренка Ноздря. Они ведь не раз бывали в домах градоначальников – “для лакомства”.

В городе воцарилась полная анархия, разгул и ужас. Наконец после невообразимых происшествий (так, Дунька была насмерть изъедена клопами на клоповном заводе) воцарился вновь назначенный градоначальник и при нем супруга.
Голодный город. Соломенный город
Правление Фердыщенка (эту украинскую фамилию автор изменяет по падежам). Он был прост и ленив, хотя и порол граждан за провинности и заставлял продать последнюю корову “за недоимки”. Хотел “словно клоп взползти на перину” к мужней жене Аленке. Аленка сопротивлялась, за что ее муж Митька был бит кнутом и отправлен на каторгу.

Аленке же был подарен “драдедамовый платок”. Поплакав, Аленка стала жить с Фердыщенкой.
В городе начало твориться неладное: то грозы, то засуха лишили пропитания и людей, и скотину. Во всем этом народ обвинил Аленку. Ее сбросили с колокольни.

Для усмирения бунта была прислана “команда”.
После Аленки Фердыщенко соблазнился “опчественной” девкой стрельчихой Домашкой. Из-за этого фантастическим образом начались пожары. Но стрельчиху народ вовсе не изничтожил, а просто с торжеством возвернул “в опчество”.

Для усмирения бунта была опять прислана “команда”. Дважды “вразумляли” глуповцев, и это наполнило их ужасом.
Войны за просвещение
Василиск Бородавкин “внедрял просвещение” – учинял ложные пожарные тревоги, следил за тем, чтобы у каждого жителя был бодрый вид, сочинял бессмысленные трактаты. Мечтал воевать с Византией, внедрял при всеобщем ропоте горчицу, прованское масло и персидскую ромашку (против клопов). Прославился кроме этого тем, что вел войны при помощи оловянных солдатиков.

Все это считал “просвещением”. Когда же стали задерживать налоги, то войны “за просвещение” превратились в войны “против просвещения”. И Бородавкин принялся разорять и палить слободу за слободой…
Эпоха увольнения от войн
В эту эпоху особенно прославился Феофилакт Беневоленский, который любил издавать законы. Законы эти были вполне бессмысленными. Главным в них было обеспечить взятки градоначальнику: “Всякий да печет по праздникам пироги, не возбраняя себе таковое печение и в будни…

По вынутии из печи всякий да возьмет в руку нож и, вырезав из средины часть, да принесет оную в дар. Исполнивший сие да яст”.
Градоначальник Прыщ имел привычку перед сном ставить вокруг своего ложа мышеловки, а то и отправляться спать на ледник. И самое странное: от него пахло трюфелями (редкие деликатесные съедобные грибы). В конце концов местный предводитель дворянства полил его уксусом и горчицей и… съел голову Прыща, которая оказалась фаршированной.
Поклонение мамоне и покаяние
Статский советник Эраст Андреевич Грустилов сочетал практичность и чувствительность. Он воровал из солдатского котла – и проливал слезы, глядя на вояк, евших затхлый хлеб. Был весьма женолюбив.

Проявил себя как сочинитель любовных повестей. Мечтательность и “галантерейность” Грустилова были на руку глуповцам, склонным к тунеядству, – поэтому поля были не вспаханы и на них ничего не взошло. Зато костюмированные балы бывали чуть ли не ежедневно!
Потом Грустилов в компании с некой Пфейфершей стал заниматься оккультизмом, ходил по колдуньям и ведуньям и предавал свое тело бичеванию. Написал даже трактат “О восхищениях благочестивой души”. “Буйства и пляски” в городе прекратились. Но реально ничего не изменилось, только “от бездействия весело-буйного перешли к бездействию мрачному”.
Подтверждение покаяния. Заключение
И тут появился Угрюм-Бурчеев. “Он был ужасен”. Этот градоначальник не признавал ничего, кроме “правильности построений”. Он поражал своей “солдатски-невозмутимой уверенностью”. Жизнь в Глупове это машиноподобное чудовище устроило наподобие военного лагеря.

Таков был его “систематический бред”. Все люди жили по одному режиму, одевались в специально предписанную одежду, по команде производили все работы. Казарма! “В этом фантастическом мире нет ни страстей, ни увлечений, ни привязанностей”.

Жители сами должны были снести обжитые дома и переселиться в одинаковые бараки. Был издан приказ о назначении шпионов – Угрюм-Бурчеев опасался, что кто-то воспротивится его казарменному режиму. Однако меры предосторожности не оправдали себя: неизвестно откуда приблизилось некое “оно”, и градоначальник растаял в воздухе.

На этом “история прекратила течение свое”.