Краткое изложение произведения И. А. Бунина “Цифры”

Произведение не имеет сюжета как такового. В нем анализируются сложные взаимоотношения взрослого и ребенка. Рассказ ведется от первого лица. Автор обращается к своему маленькому герою: “Мой дорогой, когда ты вырастешь, вспомнишь ли ты, как однажды зимним вечером ты вышел из детской в столовую, остановился на пороге – это было после одной из наших ссор – и, опустив глаза, сделал такое грустное личико?” На примере одной ссоры взрослый человек рассказывает, как он добротой и чуткостью смог найти ключ к душе ребенка, проникнуть в его внутренний

мир.

Описывает он это в форме обращения к маленькому герою – “большому шалуну”.

“Когда что-нибудь увлечет тебя, ты не знаешь удержу: с раннего утра до поздней ночи ты не даешь покоя всему дому своим криком и беготней. Зато я и не знаю ничего трогательней тебя, когда, насладившись своим буйством, ты притихнешь, побродишь по комнатам и, наконец, подойдешь и сиротливо прижмешься к моему плечу! Если же дело происходит после ссоры и если я в эту минуту скажу тебе хоть одно ласковое слово, то нельзя выразить, что ты тогда делаешь с моим сердцем! Как порывисто кидаешься ты целовать меня, как крепко

обвиваешь руками мою шею, в избытке той беззаветной преданности, той страстной нежности, на которую способно только детство!”

В этот день малыш проснулся с новой мыслью, с новой мечтой, которая захватила всю его душу. Для него только что открылись еще не изведанные радости: иметь свои собственные книжки с картинками, пенал, цветные карандаши – непременно цветные! – и выучиться читать, рисовать и писать цифры. И все это сразу, в один день, как можно скорее. “Откр”вутром глаза, ты тотчас же позвал меня вдетскую и засыпал горячими просьбами: как можно скорее выписать тебе детский журнал, купить книг, карандашей, бумаги и немедленно приняться за цифры.

– Но сегодня царский день, все заперто,- соврал я, чтобы оттянуть дело до завтра или хоть до вечера: уж очень не хотелось мне идти в город”.

Сердце говорило взрослому, что он совершает в эту минуту великий грех – лишает ребенка счастья, радости… Но тут ему приходит в голову мудрое правило: вредно, не полагается баловать детей, и он твердо отрезает: “Завтра. Раз сказано – завтра, значит, так и надо сделать”. “Ну, хорошо же, дядька!

Помни ты это себе”,- с вызовом ответил ему малыш.

Глава III – IV. Шалун придумал отличную игру: подпрыгивать, бить изо всей силы ногами в пол и при этом так звонко вскрикивать, что у взрослых чуть не лопались барабанные перепонки. “Перестань, Женя”,- сказала ему мама. В ответ на это он – “трах ногами в пол!” На более строгое замечание мальчик звонко и растерянно крикнул еще раз и уже без всякой радости, а только для того, чтобы показать, что не испугался, криво и жалко ударил в пол каблуками. Взрослый человек кинулся к нему, дернул за руку, да так, что малыш волчком перевернулся, крепко и с наслаждением шлепнул его и, вытолкнув из комнаты, захлопнул дверь. “Вот тебе и цифры!”

“От боли, от острого и внезапного оскорбления, так грубо ударившего тебя в сердце в один из самых радостных моментов твоего детства, ты, вылетевши за дверь, закатился таким страшным, таким пронзительным альтом, на какой не способен ни один певец в мире. И надолго, надолго замер… Затем набрал в легкие воздуху еще больше и поднял альт уже до невероятной высоты…”

Потом паузы между верхней и нижней нотами стали сокращаться,- вопли потекли без умолку. К воплям прибавились рыдания, к рыданиям – крики о помощи. Не дождавшись ее, ребенок начал играть роль умирающего: “О-ой, больно! Ой, мамочка, умираю!”

Стало ясно: кричать ему уже не хочется, голос охрип и срывается, слез нет. Но он все кричал и кричал!

“Было невмоготу и мне. Хотелось встать с места, распахнуть дверь в детскую и сразу, каким-нибудь одним горячим словом пресечь твои страдания. Но разве это согласуется с правилами разумного воспитания и с достоинством справедливого, хотя и строгого дяди?” Наконец мальчик затих…

Глава V. Взрослый все-таки выдержал характер. Через полчаса после того, как малыш затих, он заглянул в детскую. И то как?

Подошел к Дверям, сделал серьезное лицо и растворил их с таким видом, точно у него было какое-то дело. “Ты сидел на полу, изредка подергивался от глубоких прерывистых вздохов, обычныхудетей после долгого плача, и с потемневшим от размазанных слез личиком забавлялся своими незатейливыми игрушками – пустыми коробочками от спичек, – расставляя их по полу, между раздвинутых ног, в каком-то, только тебе одному известном, порядке. Как сжалось мое сердце при виде этих коробочек! Увидев вошедшего, малыш поднял голову и, глядя злыми, полными презрения глазами, хрипло сказал: “Теперь я никогда больше не буду любить тебя”.

Глава VI-VII. Самолюбие мальчика было сломлено! Он был побежден.

Но сердце его буйствовало. Он бесновался, с грохотом валял стулья, бил ногами в пол, звонко вскрикивал от переполнявшей сердце радостной жажды… Наконец он смирился…

Малыш робко вышел из детской.

“Дядечка!- сказал он, обессиленный борьбой за счастье… – Дядечка, прости меня. И дай мне хоть каплю того счастья, жажда которого так сладко мучит меня”. Но жизнь обидчива. Она сделала притворно печальное лицо. “Цифры!

Я понимаю, что это счастье… Но ты не любишь дядю, огорчаешь его…” “Да нет, неправда,- люблю, очень люблю!”- горячо воскликнул мальчик.

И жизнь наконец смилостивилась. “- Ну уж Бог с тобой. Неси сюда к столу стул, давай карандаши, бумагу… И какой радостью засияли твои глаза! Как хлопотал ты!

Как боялся рассердить меня, каким покорным, деликатным, осторожным в каждом своем движении старался ты быть! И как жадно ловил ты каждое мое слово!”