Коллективизация и судьбы деревни в изображении русских писателей XX века
Коллективизация – сложный, неоднозначный процесс; в художественной литературе в разное время он отражался по-разному. Развитие прозы о коллективизации условно можно разделить на три этапа. Первый – 1930-е годы, т. е. время непосредственного “великого перелома”.
Оно изображено по горячим следам в романе “Поднятая целина” М. Шолохова (первая книга писалась в 1932 г.), “Чевенгур”, “Котлован”, “Впрок” А. Платонова. Долгое время “зеркалом коллективизации” был Роман “Поднятая целина”. М. Шолохов показал
Он верно изобразил противоречия между новым и старым укладами жизни, борьбу в сознании крестьянина-собственника, классовую борьбу. Но трагические противоречия оказываются смягченными. Особое значение – в соответствии с канонами соцреализма – имеет изображение ведущей, организующей роли коммунистов.
При убедительной социально-психологической характеристике героев акцент все-таки смещен в сторону отрицательной трактовки тех персонажей, кто не принимает
Вместе с тем образы коммунистов даны Шолоховым с нескрываемой любовью, хотя писатель не затушевывает и отрицательных их черт. Макар Нагульнов – бывший красный партизан, имеющий награды от советской власти. Он бескорыстно, фанатично предан идеалам, точнее, идее революции. Ради идеи он готов на бессмысленную жестокость.
В его психологическом облике уже заложены черты страшного орудия революции. Нагульнов вспыльчив, истеричен: главный аргумент в его действиях – угроза, сила. Он не считает нужным думать о смысле приказов властей, слепо верит в непорочность партии. Для победы советской власти такие люди были необходимы.
Именно они выхолостили из революции ее гуманистическую направленность и обратили в абстрактную идею. Эта идея привела к тому, что “…тысячи станови зараз дедов, детишек, баб… Да скажи мне, что надо их в распыл…
Для революции надо… Я их из пулемета… всех порешу!”
Разметнов пережил трагедию в личной жизни, и это отразилось и на его психике, и на социальных взглядах. Он сентиментален, мягкотел.
Несколько иной образ двадцатипятитысячника Давыдова, человека далекого от земли, деревни, от понимания ее трудностей. Его функция – организовать колхоз. Поскольку крестьянского дела он не знает, психология казака для него темна, то методы, которыми он может действовать, – это то же принуждение, насилие, правда, не столь откровенное и фанатичное, как у Нагульнова.
Шолохов показал гремяченских коммунистов не только героями того времени, но и жертвами. Именно такого типа люди были проводниками идеи коллективизации в деревне. Отношение народа к колхозам проскальзывает в отдельных репликах:
“Раньше без колхоза жили, не указывали, как сеять и пахать”, “…Трое работают, а десять под плетнем на прицыпках сидят, цигарку крутят”. Писатель показывает, что безоговорочно коллективизация принимается только бедняками да крестьянскими люмпенами типа деда Щукаря, которые никогда не имели своей собственности, не умели трудиться, а потому колхоз для них – действительно рай: не очень-то утруждая себя, можно делать вид “полезного человека”.
Шолохов отражает и жестокий, во многом несправедливый процесс раскулачивания. Он не стрижет всех зажиточных мужиков под одну гребенку, показывает разные пути их обогащения. В основном те, кого раскулачивают, – труженики, умные, грамотные хозяева.
В “Поднятой целине” – это Тит Бородин, Фрол Дамасков, Гаев, Тимофей Рваный. Именно их трудом могла бы держаться советская власть. Однако неразумная политика не только ведет к разорению этих людей, к их уничтожению, но и толкает их к сопротивлению, к организации банд. “Жизня такая, что, если б банда зараз была, сел бы на коня и начал коммунистам кровя пущать!.. С кольями бы пошли, как вешенцы в девятнадцатом году!”
Как показала история, уничтожение хозяев, объявленных кулаками, привело в дальнейшем к голоду, к разорению деревни.
Шолохов не только позитивно оценивает коллективизацию. Он видит и ее негативные стороны. Однако соцреалистическая установка на оптимистический, жизнеутверждающий пафос приводила к ретушированию наиболее трагичных сторон действительности.
Трагедия коллективизации проскальзывает отдельными штрихами, не будучи развернута психологически и детально. Шолохов, работая над второй книгой романа в 1950-е годы, был полностью во власти победившей идеологии. Поэтому даже то, что было намечено в первой книге в изображении трагических сторон коллективизации, во второй не получает развития, а то и снимается.
В 1930-е годы написаны “Чевенгур” и “Впрок” А. Платонова, писателя антипатетического, доведшего в “Чевенгуре” идею обобществления и раскулачивания до логического конца, в результате чего повесть приобрела антиутопический характер. В платоновском “Чевенгуре” “социализм уже случайно получился” и “людям некуда деться”. Здесь настал конец истории.
Платонов по сути дела описывает жизнь коммуны, основанной, как и колхоз, на равенстве всех. Здесь пашню бросили, работник наименовал себя богом свободы; труд объявили “пережитком жадности”, способствующим “происхождению имущества” (ведь именно труд делал крестьян зажиточными). Никто в коммуне не сеет, не жнет, так как все “исполняют должности” (та же мечта шолоховского Щукаря о портфеле).
Платонов доводит идею коллективизации до абсурда и показывает неминуемый крах Чевенгура.
Бедняцкая хроника “Впрок” – уникальное произведение о коллективизации. В момент, когда многие приходили в восторг от темпов обобществления хозяйств, Платонов попытался оценить все, что происходило в деревне. В повести сочетается фантастическое и реальное, условное и конкретное. В ней нашли отражение реалии периода коллективизации – обобществление скота, создание МТС, статья Сталина “Головокружение от успехов”.
В то же время в колхозе “Доброе начало” действует “колхозное солнце”, бог превращается в обычного кузнеца, а “главарь района сплошной коллективизации” Упоев перелетает во сне в кабинет Ленина. Сгущая и концентрируя события во времени, Платонов раскрывает то, что еще только появляется как зачаток тенденции: волюнтаризм вождей, бюрократизм отчетности, парадность трудовых рапортов, спущенные сверху планы, расписывающие все, вплоть до того, когда и что сеять. И как результат всего – сомнение писателя в успехе и перспективности колхозов.
В своих рождавшихся синхронно с процессом коллективизации повестях-предупреждениях Платонов показал утопичность идеи о “самозарождении” социализма, антигуманный характер коллективизации, акцентировал ее драматическую сторону.
Второй этап интереса писателей к коллективизации связан со второй половиной 1950-х и 1970-ми годами, когда бурно развивалась “деревенская проза”. От воспевания праздничной жизни колхозной деревни, чем занималась литература в конце 1940-х – начале 50-х годов, писатели обратились к теме погибающей, вымирающей деревни, рисуя ее как результат коллективизации, нарушившей извечные устои (“Матренин двор” А. Солженицына, “Привычное дело” В. Белова, “Живой” Б. Можаева).
Рассказ А. Солженицына “Матренин двор” явился одним из первых произведений, обозначивших поворот литературы к реальным проблемам деревни и положившим начало “деревенской прозе”. Первоначальное название “Не стоит село без праведника” отражало главную направленность рассказа – показать праведную, полную страданий, несправедливости, ударов судьбы жизнь крестьянки как основу сохранения деревни вообще. Героиня Солженицына чертами характера, отношением к миру схожа во многом с русскими святыми: то же бескорыстие, отзывчивость, душевность, кротость и молчаливость, терпение.
Писатель не дает телесного портрета героини, отмечая только “простодушный взгляд блекло-голубых глаз” и “лучезарную улыбку”.
Как у многих праведников, земная жизнь Матрены была трудной. На Первой мировой войне пропал без вести жених, который вернулся из плена через три года. К тому времени Матрена уже вышла замуж за его брата. Она пережила смерть шестерых детей, гибель мужа в Великую Отечественную.
В деревне ее считали “порченой”, потому что безразлично относилась Матрена к “добру”, материальному богатству, бескорыстно помогала всем и каждому. Как все праведники, Матрена “не гналась за нарядами. За одеждой, приукрашивающей уродов и злодеев”.
Солженицын постоянно подчеркивает праведнические черты и поведение героини, ее систему ценностей, в корне отличающуюся от остальных деревенских жителей.
Средоточием мира для Матрены является ее, Матренин, двор и Дом. Внешне ограниченное пространство этого двора вмещает в себя судьбу не только патриархально-христианской России, но и современного человечества, теряющего духовность под натиском цивилизационных материальных благ. Хотя сами события, разрушившие русские дворы, не изображены, но они переворачивают прежнюю крестьянскую патриархальную жизнь.
Первая мировая война изломала судьбы Фаддея, Ефима, Матрены и ее тезки. Революции тысяча девятисот семнадцатого года “весь свет перевернули”, коллективизация заставила людей не “по себе работать”. Великая Отечественная война забрала мужа. Половинчатые хрущевские реформы увеличили власть чиновников, заставили терпеть унижение и произвол.
Двор Матрены оказывается островком ушедшей, потерянной духовности. Символично, что гибель Матрены связана с разрушением дома-двора. Все обитатели дома предчувствуют беду: в вечер перед смертью пропадает колченогая кошка, становятся “испуганными” фикусы, на Крещенье кто-то украл Матренин котелок с освященной водой, и осталась Матрена без святой воды, что видится ей дурным знаком.
Наконец, причиной ее страшной гибели становится перевозка разобранной на бревнышки горницы – разрушаемого дома. Представляется символичным и то, что Матрена погибла именно под колесами спаренных паровозов. Можно предположить, что один из паровозов является воплощением движения к коммунизму (“Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка”), другой – символ противопоставления города и деревни, цивилизации и природно-естественной жизни.
Христиански-патриархальная Матрена оказывается на пути безнравственного политического строя и бездушного технического прогресса. Символично и то, что тело Матрены разрезано на куски, изуродовано, но осталось нетронутым и светлым ее лицо и правая рука, как бы для того, чтобы креститься.
В финале рассказа художественно реализованная позиция автора выражается совершенно открыто: “Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село. Ни город. Ни вся земля наша”.
Рассказ Солженицына задал нравственные параметры и деревенской прозе, и теме коллективизации, в частности.
В литературе 1970-х годов тема коллективизации решается уже не столько с социальных, сколько с нравственно-гуманистических позиций. Ф. Абрамов в “Пряслиных”, С. Залыгин в “На Иртыше”, И. Акулов в романе “Касьян остудный” обращаются к образам кулаков и середняков, пересматривая устоявшийся взгляд на них как на вредителей, врагов. Писатели рисуют своих героев Степана Чаузова (“На Иртыше”), Федота Федотовича Кадушкина (“Касьян остудный”) как умных, трудолюбивых хозяев земли, по чьим хребтам прошел “великий перелом”.
Своей неприкрытой правдой, трагедией тысяч людей поражают рассказы В. Тендрякова, написанные в конце 1960-х годов, но только через 20 лет пришедшие к читателю, – “Пара гнедых” и “Хлеб для собаки”.
В рассказе “Пара гнедых” Тендряков вскрывает пагубность и бессмысленность принципа перераспределения. Ничего существенно не меняется, когда у хозяйственного зажиточного крестьянина Коробова отбирают крытый жестью, с застекленными Окнами и крашеным полом дом и отдают его беспутному, самому бедному мужику Акуле. Крышу Акуля пропил, доски с пола тоже, жена его как в прежней лачуге никогда не мыла, так и в коробовском доме заросла грязью.
Такие, как Акуля, не хотят работать, они способны только разорять и разрушать созданное. В одиночку или в колхозе такие люмпены будут составлять отбросы. Но их бедность – их защита в период коллективизации. Тендряков показал, что таких было немало и нельзя народ рисовать как что-то общее, единое, изображать, говоря словами Ф. Абрамова, “вместилищем всех добродетелей”.
В рассказе “Хлеб для собаки” Тендряков во всей жестокости, неприкрытости отразил страшные события – великий голод 1932-1933 гг., до которых повествование у Шолохова не дошло. Рассказ – не только художественное обвинение политики коллективизации и раскулачивания. Это документальное свидетельство, в котором приводятся конкретные цифры изгнанных из родных мест, уничтоженных, умерших от голода так называемых кулаков и их семей.
Третий этап – 1980-е годы – период осмысления коллективизации как “пролога к экономическому кризису сегодняшнего дня”. В романах В. Белова “Год великого перелома”, Б. Можаева “Мужики и бабы”, С. Антонова “Овраги” коллективизация предстает в многообразии нравственных, социальных, психологических проблем. Освещая исторические события, писатели показывают трагическую, антигуманную суть тех методов, того “кровавого жестокого давления, которые перенесла русская деревня.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...