“Когда переведутся Дон Кихоты, пускай закроется книга истории. В ней нечего будет читать”
Безумцы!.. Сумасшедшие!.. Недотепы!..
Белые вороны!… Сколько людей, обладавших отвагой, “бессильным подвигом обличенья”, заклеймила “благочестивая, благонамеренная” толпа! Кто они, эти “отщепенцы”, изображенные в литературе?
И была ли их отважная борьба за идеалы такой уж бессмысленной и абсурдной?
И. С. Тургенев, ничуть не сомневаясь, утверждает, что как только переведутся Дон Кихоты, “закроется книга Историй”, то есть остановится духовная жизнь общества, притупится желание делать добро, прекратится борьба
…Перелистаем мысленно лучшие страницы классической и современной литературы. С трагическим отчаяньем писатели всех времен говорили, что свободолюбие, благородство, самоотверженная борьба во имя счастья человечества обывателями рассматривались как безумие, донкихотство, то есть нелепость. Сумасшедшими считали Дон Кихота и Гамлета, Радищева и Чаадаева, Чацкого, Рудина, героев Гаршина, Чехова ; все они, кем бы ни были, чем бы ни занимались, сталкивались с рутиной, пошлостью, активно вступали в борьбу. Им не могли простить, как писал Гончаров, “ума,
Их боялись, как чумы, и потому с такой ненавистью преследовали.
В начале XX века эту тему продолжит М. Горький. Ужу не понятны, ни счастье битвы, ни жажда свободы, света. С самодовольным превосходством он смотрит на Сокола. Для Ужа Сокол – безумец, он считает, что за гордостью Сокол скрывает безумство своих желаний, непригодность для дела жизни,
Увы, история повторяется вновь. До недавнего времени, в период так называемого “застоя”, психические лечебницы пополнялись свободомыслящими людьми, Расплата за инакомыслие была жестокой во все времена: в больном обществе нормальная реакция человека на зло, на нарушение прав и свободы личности объявлялась ненормальной. Эту мысль впервые высказал Тургенев в своей статье “Гамлет и Дон Кихот”, ее можно считать ключом к пониманию всех героев такого типа в русской литературе.
Под Дон Кихотами Тургенев подразумевал революционеров-демократов, разночинную интеллигенцию, цель и смысл существования которых “не в самих себе”, а в истине “вне отдельного человека”. Эти герои готовы к жертвам ради торжества идеалов справедливости. Своим энтузиазмом, граничащим, по мнению “толпы”, с сумасшествием, они увлекают честные сердца. Исторически Дон Кихот неизбежно оказывается в драматической ситуации: его деятельность обычно расходится с идеалом, которому он служит, и с целью, которую он преследует в борьбе.
Однако, отмечает писатель, достоинство, величие Дон Кихота “в искренности и силе убеждения”. В эпоху вытеснения дворян разночинцами Тургеневу хотелось видеть в дворянах – гамлетов; в эгоистах, скептиках, вечно “лишних”, мятущихся, не знающих, к чему бы “прилепиться душой”, – больше смелости, решительности; а в демократах Дон Кихотах – трезвости, самоанализа. Как актуально это сегодня!
Дон Кихоты в романах Тургенева – это и Рудин, и Инсаров, и отчасти Базаров. Рудин – романтик и энтузиаст – увлекается заведомо неисполнимыми делами: перестроить в одиночку всю систему преподавания в гимназии, сделать судоходной реку… В русской жизни он такой же странник-правдоискатель, как и бессмертный Дон Кихот.
Судьба его одновременно и трагична, и героична. Рудин поднимается на парижские баррикады в революцию 1848 года с Красным знаменем в одной руке и с кривой тупой саблей – в другой. Встает в полный рост на разрушенной, покинутой защитниками баррикаде и гибнет от выстрела венсенского стрелка.. Сумасшествие, нелепый героизм?
Но ведь Рудин искал выход из рутины, хотя и предчувствовал свой трагический конец: “Я кончу тем, что пожертвую собой за какой-нибудь вздор, в который даже верить не буду”. Безусловно, перед нами трагическая судьба, но была ли бесплодной жизнь Рудина? Ведь его восторженные речи жадно ловит разночинец Басистов.
Да и можно ли считать бессмысленной гибель, если Рудин отстаивал ценность вечного поиска истины, высоту героического порыва?
Таким же “окрыленным” оказывается и Дмитрий Инсаров – болгарин, революционер, свято преданный своей Родине. Чем отличается он от русских Берсеневых, Шубиных? Прежде всего полным слиянием слова и дела.
Все его помыслы сосредоточены на высокой цели – освобождение Болгарии от власти турок. В нем слились воедино ограниченность и одержимость – типично донкихотские черты. . Но Инсаров – болгарин. Зато многие его черты воплотил в себе Базаров, который умирает от случайного пореза пальца сомневаясь, как и Рудин, в своей нужности России: “Нужен ли я России?..
Нет, видно, не нужен…”.
Так, действительно, нужны ли Дон Кихоты? Тургенев отвечает на этот вопрос утвердительно: без Дон Кихотов нечего будет читать в будущей истории. А мы, нынешние, сознавая трагический путь России, усеянный революционной жертвенностью, можем ли мы согласиться с Тургеневым? Все чаще в прессе появляются статьи, в которых утверждается, что идея принесения жертв ради “светлого будущего” изжила себя, покинула умы, “донкихотство” надо оставить прошлому.
И все же без Дон Кихотов, с их безумно самоотверженной жертвенностью, без подвига во имя прекрасной цели жизнь была бы затхлой, как в ущелье, где “темно и сыро”. Пусть безумство храбрых – не мудрость жизни. Но мудрость жизни невозможна без безумства храбрых.
Значит, образ Дон Кихота вечен и созвучен нашему времени.