Каков же художественный принцип проявления пушкинской позиции в мемуарах Гринева?

Соотнесение рассказа условного автора с драматической ситуацией, создаваемой Пушкиным, носит динамический характер. При их пересечении, по законам индукции, возникает новая, особая, “возбудительная”, по меткому слову Гоголя, сила – поэтическая концепция событий и характеров в романе. Поскольку же пушкинские ситуации, предложенные Гриневу для честного описания, в большинстве случаев посвящены “испытаниям” Пугачева, то главное содержание “Капитанской дочки” обусловлено поэтическим характером Пугачева, и через него оказалось

возможным раскрытие пушкинской поэтической концепции будущей русской революции.

Закон поэтической индукции позволяет не только отчетливо представить себе разность уровней понимания “пугачевщины” Гриневым и Пушкиным, но и решить такой трудный в пушкиноведении вопрос, который до сих пор еще является камнем преткновения,- как толковать фразу Гринева: “Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!” Каково отношение Пушкина к этой сентенции?

Обратим внимание на ее начало: “Не приведи бог видеть…” Здесь подчеркивается реальный факт – Гринев действительно

наблюдал, видел начало и конец восстания, его поражение, казнь Пугачева с товарищами. Рассказчик констатировал и жестокость бунта, и его бессмысленность, то есть безрезультатность, что еще больше подчеркивало бесполезность жестокой борьбы. Вывод этот выражал эмпирическую правду о восстании и позицию дворянина.

Позиция Пушкина иная. В первой главе я уже говорил, что обреченность “русского бунта” открыта была в “Истории Пугачева”. Потому не случайно Пушкин заставляет Гринева записать эту сентенцию – честный и добросовестный свидетель формулировал правду о характере восстания. Читатель должен был знать этот объективный вывод: историзм убеждений Пушкина не допускал какой-либо идеализации событий, искажения истории.

Но в то же время взгляды Гринева и Пушкина не совпадают. Правда Гринева эмпирична, однозначна; Гринев констатирует факт – что видел, то и записал. Правда Пушкина глубоко исторична, прочно опирается на понимание социальной природы противоречий дворянства и крестьянства.

И главное – Пушкин видит и понимает трагизм русского бунта.

Точка зрения Пушкина на события проявляется отчетливо в самых различных ситуациях. Вспомним еще раз сцену готовившегося допроса башкирца под пытками. Гринев, потрясенный видом изуродованного властями мятежника, записал очередную сентенцию, которая кончалась словами: “лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений”.

Эта фраза была перенесена Пушкиным из незавершенного “Путешествия из Москвы в Петербург” (глава “Русская изба”). На этом основании пушкинисты устанавливают общность взглядов Путешественника и Гринева на социальный вопрос. Но делать этого нельзя, поскольку сам текст сравниваемых фраз не идентичен.

Фраза эта имеет историю (что не учитывается), которая и раскрывает нам изменившиеся за два года взгляды Пушкина.

Давно установлено, что герой пушкинского “Путешествия”, рассуждая о положении русского крепостного, по воле Пушкина использует мысль Карамзина: “Всякие же насильственные потрясения гибельны, и каждый бунтовщик готовит себе эшафот” (“Письма русского путешественника”, запись от апреля 1790 года). Таково мнение Карамзина о революции. Путешественник же (пушкинский), рассуждая о судьбе крепостных, возлагает надежды на просвещение: “Судьба крестьянина улучшается со дня на день по мере распространения просвещения…

Конечно: должны еще произойти великие перемены; но не должно торопить времени, и без того уже довольно деятельного. Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества…”

Работая над “Капитанской дочкой”, Пушкин, перенося в роман часть фразы Путешественника, не только убирает ее конец – “страшных для человечества” (что уже очень важно!)., но, главное, решительно меняет содержание этой декларации – Гринев применяет ее не к социальным вопросам, как это делал Путешественник, но к смягчению нравов! Увидев изуродованного жестокой пыткой башкирца, Гринев замечает, что, дожив до царствования Александра I, он видит “успехи просвещения и распространение правил человеколюбия”, в результате чего бесчеловечные пытки более не применяют. Оттого он и восклицает; “лучшие и. прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений”.

Слова эти произносит Гринев, и они выражают его взгляды. Но поскольку мы знаем, что эта формула претерпела изменения благодаря Пушкину, она характеризует и его новые убеждения. Вернее, она проясняет позицию автора романа по коренному вопросу: Путешественник в 1834 году утверждал, что насильственные политические потрясения страшны для человечества (почти так же думал и Пушкин); в 1836 году Пушкин резко корректирует сентенцию Гринева: убирает определение “политические”, оставляя нейтральное – “насильственные потрясения”, и, главное, снимает общую характеристику этих потрясений – “страшные для человечества”.

Этот мотив, так волновавший Пушкина в 1833-1834 годах, теперь снят, в своем идейном развитии Пушкин сделал шаг навстречу будущему.

При этом сохраняется просветительская вера в могучую силу нравов, в их преобразующий общественную жизнь характер, в способность формировать правила человеколюбия и гуманности.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Каков же художественный принцип проявления пушкинской позиции в мемуарах Гринева?