Как узнать пошлого человека в ранних сюжетах Чехова

В юмористических рассказах пошлый человек – тот, кто и говорит пошлые, то, есть избитые, иногда с оттенком непристойности, слова, и поступает в жизни соответствующим образом – пошло, низко в нравственном отношении. Узнать пошлого человека в ранних сюжетах Чехова нетрудно. Господин Назарьев из рассказа “Перед свадьбой”, написанного в год литературного дебюта Чехова (1880),- жених и возмущен тем, что родители невесты обсчитали его с приданым.

Уже это обстоятельство выдает заурядность героя, низменность его натуры и ставит под сомнение

искренность его жениховского чувства. Это – пошлость поведения. А вот пример пошлости речи господина Назарьева, особенно бросающейся в глаза, когда он затрагивает “высокие темы”: “А я, знаете ли, – говорит он невесте, – всю ночь напролет не спал.

Зола читал да о вас мечтал. Вы читали Зола? Неужели нет?

Ай-я-яй! Да это просто преступление… Шикарно пишет!

Я прочитать дам. Ах!.. Я такие чувствую чувства, какие вы никогда не чувствовали!

Позвольте вас чмокнуть!” Здесь пошлость кричит о себе сама, ее не надо объяснять.

Теперь, в 1890-1900 годы, распознать пошлость в чеховских героях

не так легко. Как выражение человеческой психологии, пошлость из сферы жизни косного и невежественного обывателя – главного героя раннего Чехова – переходит в сферы более высокие в интеллектуальном отношении. Среди главных героев рассказов, повестей и пьес Чехова не встретишь такого лица, как господин Назарьев.

Мелкий чиновник или малограмотный ремесленник, “маленький человек”, то, подобно Червякову, насмерть запуганный начальством и сильными мира сего, то агрессивный, вроде унтера Пришибеева, сменяется в семье чеховских героев образованным интеллигентом, считающим себя Независимой, иногда даже оппозиционно настроенной личностью.

Теперь пошлость Чехов не осмеивал, как в начале 1880-х годов, а, по словам Горького, изображал ее “бесстрастным острым пером, умея найти плесень пошлости даже там, где с первого взгляда, казалось, все устроено очень хорошо, удобно, даже – с блеском…”1.

Такую “плесень” нетрудно разглядеть, например, в кокетливых жестах помещицы, занимающейся филантропией и очень довольной своей особой (героиня рассказа “Княгиня”, 1887).

“Богоугодные” дела и речи этой разнаряженной, избалованной женщины не могут скрыть ее сущности даже от тех, кого она одаривает мелочными подачками, и в один прекрасный день доктор Михаил Иванович, испытавший на себе ее скрытое равнодушие к людям, не выдерживает, бросает ей прямо в лицо резкое обвинение в ханжестве и бессердечии.

Сколько внешнего блеска в образованном петербуржце Георгии Ивановиче Орлове из “Рассказа неизвестного человека” (1893)!

Светскость в каждом жесте, литературная речь, иронический склад ума… Но как трафаретны, по существу, все его суждения – о любви, о женщинах, о современном обществе. И как трагически для других оборачивается эта заурядность и пошлость героя: по его вине погибает женщина, не сумевшая принять его бездушной морали, по его воле обречена на скитание по приютам и, может быть, на нищенское существование новорожденная девочка, отцом которой он является.

Добропорядочные рассуждения чиновника средней руки Модеста Алексеевича из рассказа “Анна на шее” (1895) (“Каждый человек должен иметь свои обязанности!”), как и весь уклад его жизни, такой основательный, с пониманием, что семейная жизнь есть не удовольствие, а долг,- только подчеркивают его обывательскую тупость и безнравственность. Перед нами человек, имеющий только одну цель в жизни – повышение по службе и получение нового ордена (сначала – “ордена святой Анны второй – степени”, а затем и других) и ради этой цели готовый терпеть обман и своеволие молодой жены.

И как ни хороша и изящна Манюся из рассказа “Учитель словесности” (1894), как ни уютно домашнее гнездышко, устроенное ее руками, от положительных взглядов, которые она высказывает, тоже веет обывательщиной. Это она, с ее банальными взглядами на нравственность (если молодой человек ходит в дом, где живет молодая девушка, он должен непременно на ней жениться), с ее необыкновенным усердием в ведении хозяйства (чего стоят многочисленные кувшины с молоком и горшочки со сметаной, которые она берегла в погребах для масла!), вызывает у своего мужа, учителя словесности Никитина, отвращение к пошлости.