Как ответить на вопрос о жанре “Войны и мира”

В наше время историки и теоретики литературы сочли возможным принять название “роман-эпопея” как определение. В 1958 году А. В. Чичерин выпустил книгу под таким заглавием: “Возникновение романа-эпопеи”. Год спустя вышла монография А. А. Сабурова “”Война и мир” Л. Н. Толстого. Проблематика и поэтика”, где специальная глава отведена особенностям жанра “Войны и мира”.

Сабуров не склонен был принимать самый термин “роман-эпопея”, по обстоятельно охарактеризовал обе эти стороны: романную и эпическую. При этом справедливо

указал на близость эпичности Толстого к древнерусскому воинскому эпосу: “Сближение “Войны и мира” с эпопеей оправдывается и сопоставлением с древнерусской литературой, особенно с произведениями жанра воинской повести, и в частности со “Словом о полку Игореве”.

Впоследствии, как мы видели, эта верная мысль была уточнена Д. С. Лихачевым, также считающим, что эпическое начало чрезвычайно сильно в книге Толстого, Но Лихачев вывел из числа древнерусских источников “Слово о полку Игореве”: “А “Слово о полку Игореве” Толстой не любил… Ему чужда была не только идея наступления,

углубления в чужую землю, но и весь дух этого сугубо этикетного произведения… у Толстого был свой подход к историческим событиям и свой творческий метод, не совпадающий с методом автора “Слова о полку Игореве”, со всем духом этого рыцарственного произведения”.

Конечно, говоря о древней традиции, нужно помнить, что уровень художественного сознания XIX века существенно отличается и от гомеровских времен, и от времен создания русских воинских повестей (XIII-XVII века). Нужно согласиться с А. А. Жук, писавшей: “И все же прав А. В. Чичерин, считая, что “Войну и мир” трудно прямо возвести к эпопее, минуя новый европейский (и в особенности русский) роман, что книга Толстого непосредственно вырастает из романа XIX века, во многом перестраивая его по законам эпоса, но и сохраняя романные завоевания”.

Однако в некоторых работах самый термин роман-эпопея подвергается сомнению. По мнению Е. Н. Купреяновой, “определение “роман-эпопея” неприменимо к “Войне и миру” (как и ко всякому другому отдельному произведению новой литературы), поскольку оно, будучи применено, превращается из научного в чисто оценочное, похвальное, ничего кроме “эпической широты” охвата отраженных общественно-исторических явлений не выражающее”.

Это неверно. И сказано, конечно, в полемическом задоре. В книгах А. В. Чичерина, А. А. Сабурова, А. А. Жук разносторонне определены именно конкретные, вполне определенные черты, характеризующие “Войну и мир” и как роман и как эпопею.

У Сабурова, например, к “романным” признакам отнесены: развитие сюжета, в котором есть завязка, развитие действия, кульминация и развязка для всего повествования и для каждой сюжетной линии в отдельности; взаимодействие сюжета (и среды) с характером героя, развитие этого характера. А к признакам эпопеи особая тема (эпоха больших исторических событий, героика всенародного подвига); идейное содержание – “моральное единение повествователя с народом в его героической деятельности, патриотизм… прославление жизни, оптимизм, торжество света над тьмой, жизни над смертью”; сложность композиции; стремление автора к “национально-историческому обобщению”.

В дополнение к этому хотелось бы подчеркнуть не только связь, но и постоянное взаимопроникновение романа в эпопею и эпопеи в роман. Для Толстого это сопряжение было чрезвычайно важно. Толстой говорил, что литературные приемы романа казались ему “несообразными” с историческим содержанием “Войны и мира”.

Не личные судьбы отдельных персонажей образуют основу для художественных сцеплений эпизодов и частей – “большая история” соседствует в романе с “малой историей” и, в сущности, определяет движение “частной” жизни.

В обрисовке характеров и в композиции эпопеи проявилось великое знание Толстым законов всеобщей связи явлений – то именно качество, которое обусловило смелое новаторство его реализма. Идейный и художественный смысл каждой сцены и каждого характера становится вполне ясен лишь в их сцеплениях с многообъемлющим содержанием эпопеи. Казалось бы, сцена охоты, например, не имеет никакого отношения к основной теме “Войны и мира”.

Однако именно здесь раскрыта психология человека на войне, когда он преследует врага (в эпизоде атаки эскадрона Николая Ростова Толстой не станет рассказывать о переживаниях Ростова, заметив как бы мимоходом: было то же, что на охоте), и одновременно “психология” раненого зверя, с которым затем прямо сопоставляется поведение наполеоновского войска после Бородина.

В романе-эпопее свободно и естественно сочетаются детально нарисованные картины русской жизни и батальные сцены, авторское художественное повествование и философские рассуждения.