Изображение внутреннего мира человека в комедии Н. В. Гоголя “Ревизор” Ничтожный герой
Хлестаков, сам по себе, ничтожный человек.
Даже пустые люди называют его пустейшим.
Никогда бы ему в жизни не случилось сделать дела,
Способного обратить чье-ни-будь внимание.
Но сила всеобщего страха создала из него
Замечательное комическое лицо.
Страх, отуманивши глаза всех,
Дал ему поприще для комической роли.
Н. Гоголь
Казалось бы, Хлестаков – человечек ничтожный и мелкий, меньше всего подходит для раскрытия темы. Вроде, надо взять более мощную личность, такую как Анна Каренина или Пьер Безухов, и рассказать,
Гоголевский Хлестаков вовсе не так однозначен, как кажется на первый взгляд. И, хотя внутри его не мир, а скорей – мирок, разбор его личности, раскрываемой Гоголем разнообразно и оригинально, не менее интересен. Что ни говори, а Хлестаковых в любом обществе очень и очень много, их часто принимают за кого-то другого, и они приноравливаются к чужим маскам, чужим должностям, чужим жизням, обменивая мизерность собственного существования на внешнюю полноту чужого.
Существовал – и до сих пор еще существует – взгляд, будто бы Хлестаков
Над всем в пьесе преобладает одна “всегородская” забота – мысль о ревизоре. В отношение к ревизору поставлены все без исключения персонажи комедии. Больше того: приезд ревизора глубоко взволновал и тех, кто находится за сценой.
Воздух пьесы наэлектризован до предела; мы чувствуем, как расходятся во все стороны токи от событий, которые совершаются на сценической площадке.
Дело в том, что идея ревизии, ревизора оказалась художественно очень емкой. При господствовавших в дореволюционной России бюрократических порядках деятельность государственных чиновников совершалась в значительной мере для вида, “для начальства”, для показа. Да и верховным властям нужно было создать у подчиненных впечатление, что оно все видит и за всем наблюдает. Это был обоюдный обман, создававший почву для всевозможных мистификаций, недоразумений, ошибок, жертвой одной из которых стали персонажи “Ревизора”.
Это был, кроме того, и самообман, поскольку с прибытием ревизора обычно связывались разные, но равно несбыточные надежды. Верховные власти делали вид, что таким путем можно несколько подправить государственную машину и приостановить взяточничество и казнокрадство. Люди бесправные и обиженные тщетно ожидали, что начальственное лицо принесет им избавление от произвола.
Говоря о реакции, вызванной прибытием ревизора, Гоголь писал: “У одних – надежда на избавление от дурных городничих и всякого рода хапуг. У других – панический страх при виде того, что главнейшие сановники и передовые люди общества в страхе. У прочих же, которые смотрят на все дела мира спокойно, чистя у себя в носу, – любопытство, не без некоторой тайной боязни увидеть наконец то лицо, которое причинило столько тревог и, стало быть, неминуемо должно быть слишком необыкновенным и важным лицом”.
Из всех возможностей прибытие ревизора оставляло реальной только одну – возможность и дальше лгать и обманывать друг друга. Чиновники города, как известно, это и делают. Они спешно производят кое-какие внешние улучшения (вроде снятия арапника, висевшего в присутствии, или уборки улицы, по которой поедет ревизор), а что касается исправлений по существу – то о них и не помышляют. “Насчет же внутреннего распоряжения, – объясняет городничий, – и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать.
Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено…”
Правда, на сей раз меры городничего ни к чему не привели, но это не потому, что “тактика” его была неверной, а потому, что ревизор оказался не ревизором. Разумеется, ситуация комедии выходила за рамки русской жизни. Она имела злободневный, живой смысл везде, где взаимоотношения людей строились на бюрократической основе.
Отсюда международное распространение анекдота о мнимом ревизоре. Отсюда также разработка мотивов “ревизии”, “инспекции” и русскими и зарубежными писателями еще до Гоголя. Но Гоголь придал этим мотивам такую совершенную форму, такое глубокое, всеобъемлющее решение, что мы имеем право связать с его именем введение в литературу новой ситуации – “ситуации ревизора”.
Гоголь показал, что “ситуация ревизора” охватывает жизнь многих, собственно, всех людей – и находящихся внизу, и занимающих высшие ступени на иерархической лестнице. Он приоткрыл связи, объединяющие людей в обществе. Для персонажей комедии прибытие ревизора – больше, чем служебная или административная забота. Тут, говоря словами городничего, “дело идет о жизни человека”.
Ведь почти для каждого из них на карту поставлена и служебная карьера, и благополучие “жены, детей маленьких”, о которых в минуту страха вспоминает городничий.
В этих обстоятельствах каждый из характеров раскрывается глубоко и разносторонне. Несмотря на исключительную рельефность гоголевских типов, невозможно определить их по одной или нескольким чертам характера. Что, например, можно сказать о Сквознике-Дмухановском? Кто он – плут, мошенник, невежа, лицемер?
И то, и другое, и третье… Но одновременно в нем нетрудно увидеть множество других черт.
Характер городничего (как и любого другого персонажа пьесы) не умещается ни в одно из бытовавших в то время комедийных амплуа. Комический ли персонаж городничий? В делом
– да. Но в то же время в его обрисовке иной раз проступают и совсем не комические краски. Игравший городничего Щепкин, по словам современников, “умел найти одну-две ноты почти трагические в своей роли” – и пьеса давала материал для этого. “Так, слова: “Не погубите, жена, дети” – произносились им со слезами в голосе и самым несчастным выражением в лице…
И этот плут на минуту делался жалок”.
Также неправильно было бы думать, что корысть составляет единственное побуждение всех действующих лиц. Выше уже приводилось замечание Гоголя о тех, кто отнесся к прибытию ревизора, так сказать, чисто “эстетически”, трепетно ожидая увидеть того, кто послан “сверху”. Когда, например, Бобчинский просит Хлестакова сказать в Петербурге “всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот… живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский”, – то во всем этом, конечно, нет ни тени корысти.
Бобчинский видит перед собой “вельможу”, представителя высоких сфер жизни, откуда нисходят и кара и благодать. По его понятиям, Хлестаков, то есть тот, кого он принимает за вельможу, воплощает все самое достойное и поэтичное в жизни. “Нижайшая просьба” Бобчинского – попытка приобщиться к этой заповедной “поэзии”, чтобы и его, Бобчинского, имя, как говорил Гоголь по другому поводу, означило “свое существование” в мире…
Мы смеемся над поступками, подобными странной просьбе Бобчинского, но не должны забывать при этом, что они представляют собой комическую модификацию каких-то более серьезных и высоких переживаний. Повторяю, гоголевская “ситуация ревизора” раскрывает (в комическом преломлении) всю глубину натуры человека, весь строй его чувств. Она показывает, как в современной Гоголю действительности человеческое начало извращено и придавлено.
Но самый яркий образ комедии – это Хлестаков, тот, кто явился виновником необычайных событий. Гоголь сразу же дает понять зрителю, что Хлестаков не ревизор (предваряя появление Хлестакова рассказом о нем Осипа). Однако весь смысл этого персонажа и его отношения к своим ревизорским “обязанностям” становится ясен не сразу.
Существовал – и до сих пор еще существует – взгляд, будто бы Хлестаков морочит чиновников, в какой-то мере сознательно добиваясь своих целей. Вот характерный пример: готовя пьесу к постановке в своем театре, режиссер Мейерхольд, при всем его глубоком проникновении в гоголевскую поэтику, считал Хлестакова человеком с “известной настойчивостью” и проводил аналогию между ним и персонажами другой пьесы Гоголя, “Игроки”, — обманщиками и шулерами. “Когда я недавно вновь прочел “Игроков”, – рассказывал Мейерхольд, – я понял, что вся рецептура роли там обозначена. Там все приходят только для того, чтобы обыграть друг друга, имеют крапленые карты и чуть не целую фабрику организовывают для создания крапленых колод…
Мне кажется, что такая же история у Хлестакова. Спрашивается, почему же он не занялся немедленно этим делом здесь? Да потому, во-первых, что он только что приехал, а во-вторых – сразу, с места в карьер, нельзя же пускаться. Видно, что у него только процесс ориентации – узнать, где здесь клуб, найти адреса и т. д. И вдруг, с места в карьер, ему повезло.
Его приняли за ревизора, он, “разумеется, не преминул воспользоваться” и ведет спектакль на этой новой теме”. Мейерхольд в данном случае – сознательно или невольно – отступал от гоголевского замысла.
В карты-то, конечно, Хлестаков поигрывает и при случае, наверное, тоже не прочь передернуть, но на большее его не хватает. Не переживает он по приезде в город никакого процесса ориентации – для этого ему недостает элементарной наблюдательности. Не строит он никаких планов обмана чиновников
– для этого у него нет достаточной хитрости. Не пользуется он сознательно выгодами своего положения, потому что, в чем оно состоит, он и не задумывается. Только перед самым отъездом Хлестаков смутно догадывается, что его приняли “за государственного человека”, за кого-то другого; но за кого именно, он так и не понял.
Все происходящее с ним в пьесе происходит как бы помимо его воли.
Гоголь писал: “Хлестаков, сам по себе, ничтожный человек. Даже пустые люди называют его пустейшим. Никогда бы ему в жизни не случилось сделать дела, способного обратить чье-нибудь внимание. Но сила всеобщего страха создала из него замечательное комическое лицо.
Страх, отуманивши глаза всех, дал ему поприще для комической роли”. Хлестакова сделали вельможей те фантастические, извращенные отношения, в которые люди поставлены друг к другу. Но, конечно, для этого нужны были и некоторые качества самого Хлестакова.
Когда человек напуган (а в данном случае напуган не один человек, а весь город), то самое эффективное – это дать людям возможность и дальше запугивать самих себя, не мешать катастрофическому возрастанию “всеобщего страха”. Ничтожный и недалекий Хлестаков с успехом это делает. Он бессознательно и потому наиболее верно ведет ту роль, которую от него требует ситуация.
Субъективно Хлестаков был прекрасно подготовлен к этой “роли”. В петербургских канцеляриях он накопил необходимый запас представлений, как должно вести себя начальственное лицо. “Обрываемый и обрезываемый доселе во всем, даже и в замашке пройтись козырем по Невскому проспекту”, Хлестаков не мог втайне не примеривать к себе полученного опыта, не мечтать лично производить все то, что ежедневно производилось над ним. Делал он это бескорыстно и бессознательно, по-детски мешая быль и мечту, действительное и желаемое.
Положение, в которое Хлестаков попал в городе, вдруг дало простор для его “роли”. Нет, он никого не собирался обманывать, он только любезно принимал те почести и подношения, которые – он убежден в этом – полагались ему по праву. “Хлестаков вовсе не надувает; он не лгун по ремеслу; он сам позабывает, что лжет, и уже сам почти верит тому, что говорит”, – писал Гоголь. Такого случая городничий не предусмотрел. Его тактика была рассчитана на настоящего ревизора.
Раскусил бы он, без сомнения, и мнимого ревизора, мошенника: положение, где хитрость сталкивается с хитростью, было для него знакомым. Но чистосердечие Хлестакова его обмануло. Ревизора, который не был ревизором, не собирался себя за него выдавать и тем не менее с успехом сыграл его роль, – такого чиновники не ожидали…
А почему, собственно, не быть Хлестакову ревизором, начальственным лицом? Ведь смогло же произойти в “Носе” еще более невероятное событие – бегство носа майора Ковалева и превращение его в статского советника. Это “несообразность”, но, как, смеясь, уверяет писатель: “во всем этом, право, есть что-то.
Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете; редко, но бывают”.
В мире, где так странно и непостижимо “играет нами судьба наша”, возможно, чтобы кое-что происходило и не по правилам. “Правильной” становится сама бесцельность и хаотичность. “Нет определенных воззрений, нет определенных целей – и вечный тип Хлестакова, повторяющийся от волостного писаря до царя”, – говорил Герцен.
(2 votes, average: 3.00 out of 5)
Loading...