Изображение природы в стихотворениях Фета и Тютчева

Прием образного параллелизма мы встречаем и у Фета и у Тютчева. Причем чаще всего этот прием Фет использует как бы в скрытой форме, опираясь прежде всего на ассоциативные связи, а не на открытое сопоставление природы и человеческой души. В качестве примера можно привести стихотворение “Ярким солнцем в лесу пламенеет костер!..” прежде всего это, конечно, шедевр “импрессионисткой лирики” Фета.

Ельник в стихотворении шатается, напоминая поэту “пьяных гигантов столпившихся хор”. Конечно, на самом деле ели стоят неподвижно,

но поэту удается точно передать то, какими они кажутся в неверных отблесках костра.

В стихотворении использована “кольцевая” композиция: она начинается и заканчивается изображением горящего костра. Многие детали стихотворения символичны, и это позволяет увидеть в описании костра, угасающего днем и разгорающегося ночью, некий скрытый смысл. В самом деле, что это за костер, в свете которого оживают даже деревья, тепло которого проникает “до костей и до сердца”, отгоняя все житейские тревоги?

Не символ ли это огня творчества, который даже под гнетом будничной жизни “будет теплится скупо, лениво”

в душе поэта?

Весьма интересно используется прием образного параллелизма в другом стихотворении Фета “Шепот, робкое дыханье…”. Здесь поэт изображает любовное свидание, которое как бы переплетается с картинами ночного сада, соловьиными трелями и разгорающейся зарей. Природа в стихотворении предстает участницей жизни влюбленных, она помогает понять их чувства и придает им особую поэтичность и таинственность.

Наряду с образным параллелизмом в изображении природы Фета и Тютчева роднят и общие мотивы природных стихий. Это прежде всего описание звезд, моря и огня. В образе звездного неба для Тютчева и Фета наиболее ярко проявляются таинственное могущество природы, ее величие и сила. Поэтому у Тютчева мы читаем такие строки:

Небесный свод, горящий славой звездной, Таинственно глядит из глубины… А у Фета: И хор светил, живой и дружный, Кругом раскинувшись, дрожал.

Это не единственный пример подобной переклички мотивов. Понимание природы как могучей силы, как содружества стихий мы находим и у Тютчева, и у Фета. Среди повторяющихся мотивов можно выделить разговор о море, воде. Всем известны тютчевские строки:

Как хорошо ты, о море ночное! То лучезарно, то сизо-темно…

У Фета одна из книг его стихотворении также посвящена морю. Однако для Фета вода оставалась “стихией чуждою”, тогда как у Тютчева вода является одним из любимейших мотивов. Именно в этой стихии поэт видел начало и конец мира, “темный корень мирового бытия”.

Этот мотив пронизывает почти все стихотворения Тютчева.

И наконец, наряду с общими приемами и мотивами поэтов объединяет сходное отношение к природе вообще. Для Тютчева и Фета природа – носительница высшей мудрости, гармонии и красоты. Именно к ней должен обращаться человек в трудную минуту, у нее искать вдохновения и поддержки. “Великой Матерью” называет природу Тютчев. Это же сравнение возникает и в другом его стихотворении, где поэт восклицает:

Не то, что мните вы, природа: Не слепок, не бездушный лик – В ней есть душа, в ней свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык…

В свою очередь, Фет в своем стихотворении “Учись у них – у дуба, у березы…” предлагает искать примеры для подражания в самой природе, в ее способности бесконечно возрождаться к новой жизни. Однако в изображении природу у Тютчева и Фета есть и глубокое различие. Обусловлено оно прежде всего различием поэтического темперамента этих авторов.

Тютчев – поэт-философ. Именно с его именем связано течение философского романтизма, пришедшее в Россию из германской литературы. И в своих стихах Тютчев стремится понять природу, включив ее в систему своих философских взглядов, превратив в часть своего внутреннего мира.

Может быть, этим стремлением вместить природу в рамки человеческого сознания продиктована страсть Тютчева к олицетворениям. Вспомним хотя бы известное стихотворение “Весенние воды”, где ручьи “бегут и блещут, и гласят”. Порой это стремление к “очеловечиванию” природы приводит поэта к языческим, мифологическим образам.

Так, в стихотворении “Полдень” описание дремлющей природы, истомленной зноем, завершается упоминанием бога Пана. А в стихотворении “Весенняя гроза” блистательную, радостную картину пробуждения сил природы венчают такие строки:

Ты скажешь: ветреная Геба, Кормя Зевесова орла, Громокипящий кубок с неба, Слиясь, на землю пролила.

Однако стремление понять, осмыслить природу приводит лишь к тому, что поэт чувствует себя оторванным от нее. Поэтому во многих стихотворениях Тютчева, особенно позднего периода, так ярко звучит стремление растворится в природе, “слиться с беспредельным”. В стихотворении “Как хорошо ты, о море ночное…” мы читаем:

В этом волнении, в этом слиянье, Весь, как во сне, я потерян стою О, как охотно бы в их обаянье Всю потопил бы я душу свою…

В более раннем стихотворении “Тени сизые” это желание выступает еще более рельефно.

Так, попытка разгадать тайну природы приводит любопытного к гибели. Об этом с горечью пишет поэт в одном из своих четверостиший:

Природа – Сфинкс. И тем она вернее Своим искусом губит человека, Что, может статься, никакой от века Загадки нет и не было у ней.

К концу жизни Тютчев осознает, человек является “лишь грезою природы”. Природа видится ему “всепоглощающей и миротворной бездной”, которая внушает поэту не только страх, но едва ли не ненависть. На над ней не властен его разум, “духа мощного господство”. Так на протяжении жизни меняется образ природы в сознании и творчестве Тютчева.

Отношения природы и поэта все больше напоминают “поединок роковой”. Но ведь именно так сам Тютчев определил подлинную любовь.

Совершенно иные отношения с природой у Фета. Он не стремится “подняться” над природой, анализировать ее с позиций разума. Фет ощущает себя органичной частью природы. В его стихах передается чувственное, эмоциональное восприятие мира.

Чернышевский писал о стихах Фета, что их могла бы написать лошадь, если бы выучилась писать стихи. В самом деле, именно непосредственность впечатлений отличает творчество Фета. Он часто сравнивает себя в стихах с “первым жителем рая”, “первым иудеем на рубеже земли обетованной”.

Это самоощущение “первооткрывателя природы”, кстати, часто свойственно героям Толстого, с которым Фет был дружен. Вспомним хотя бы князя Андрея, воспринимающего березу как “дерево с белым стволом и зелеными листьями”. У Фета же в стихотворении “Весенний дождь” мы читаем:

И что-то к саду подошло, По свежи листьям барабанит.

Это “что-то”, конечно, дождь, но для Фета органичнее назвать его именно таким неопределенным местоимением. Тютчев, пожалуй, такого себе позволить бы не мог. Для Фета природа в самом деле является естественной средой жизни и творчества.

Творческий порыв приходит к нему вместе с пробуждением природы. В стихотворении “Я пришел к тебе с приветом” особенно ясно чувствуется единство тех сил, что побуждают петь птиц и творить поэта:

…Отовсюду на меня весельем веет, что не знаю сам, что буду. Петь – но только песня зреет.

“Подобного лирического весеннего чувства природы мы не знаем во всей русской поэзии!” – сказал об этом стихотворении критик Василий Боткин. Пожалуй, это высказывание можно применить и ко всей поэзии Фета.

Итак, мы рассмотрели изображение природы в творчестве таких двух крупнейших русских поэтов, как Тютчев и Фет. Будучи близки к идеологии “чистого искусства”, оба поэта сделали природу одной из центральных тем в своем творчестве. Для Тютчева и Фета природа является могущественной силой, носительницей некой высшей мудрости. В их стихах повторяются общие мотивы природных стихий: звезд, неба, моря, огня, зари и так далее.

Часто с помощью картин природы эти поэты передают состояние человеческой души. Однако для Тютчева более характерно отношение к природе с позиций разума, а для Фета – с позиций чувства. Но бесспорно то, что оба поэта являются величайшими мастерами пейзажной лирики, и их творчество стало определяющим для многих литературных течений русского серебряного века. Едва ли без Фета было бы возможно явление в русской литературе Блока и Мандельштама.

Тютчев же стал своего рода “учителем” русских символистов. Так своеобразно преломилась за столетие традиция пейзажной лирики, идущая от Жуковского и Пушкина.