Изгои

Когда авторитетные люди начинают мне рассказывать, как правильно воспитывать детей, я начинаю сомневаться в своем золотом характере. А это, как вы понимаете, дело недопустимое.
Ослица, которая смотрит на меня из зеркала в такие минуты, готова отречься даже от законов грамматики, не говоря уже о каких-то сомнительных Заповедях.
“Дети… это наше Будущее…” Да брехня. Дети – это наше Настоящее. Самое настоящее. Это мы чего-то планируем, рефлексируем, вспоминаем и сопоставляем.

Выводы делаем… как нам кажется. А они постоянно

в онлайн-режиме. Нарушение этого режима называется Воспитанием.

И карается… ох, как иногда неожиданно и извращенно.
В каждом классе есть свои отщепенцы. Закон любого социума. Причины разные, проявления разные, а результат один.

Сидит одиночка за первой/последней партой. Никто с ним/с ней сидеть не хочет. Почему?

Потому.
– Мишка, чего не пишешь?
– Я книжку забыл…
– Ну, садись к Оле, поработаете с одним учебником…
И вдруг получаешь такой навозный фейерверк, что хочется срочно проветрить помещение.
– Я не буду с ней сидеть! Можете меня выгнать! Ставьте два!
– Да

в чем дело-то? Что такое?
– Не буду! Ничего не случилось! Она воняет!
Стоп. Затыкаю рот всем, кто пожелал принять участие в митинге. Девочка плачет, класс галдит, выяснять – только усугублять ситуацию…

Хочется надавать по шеям, но это лично мои эмоции. Поэтому – всем молчать. И эмоциям – в первую очередь.
Надо как-то выруливать, поэтому упрямого гада Мишку пересаживаю к такому же кренделю, гружу письменной работой, чтобы некогда было вякать, хотя планировала урок совсем иначе. Иду к девочке, сажусь с ней на один стул, обнимаю. Она плачет очень тихо, только всю парту закапала слезами, платка, естественно, нет, нос вытирает рукавом, как настоящая леди, – и отстраняется.
– Не підходьте до мене. У мене воші…
Начало девяностых. Эпоха дефицита. Эпоха стресса. Время детей, которые сидят на лавочках – и НИ ВО ЧТО не играют.

Вши, туберкулез и безработица. Подавленные родители. Ну, случается…
Но ТАКТИЧНАЯ МЕДСЕСТРА, которая проводила плановый осмотр на педикулез, завидев цель, оповестила всех, кто был рядом. А рядом было 34 человека. Маленьких и жестоких.
– Проверяем знаки препинания.
– Подождите! Я не успел…
Ох, Рома. Ох, копуша.
– Где застрял? Все могут отдохнуть, я пока Роме додиктую.
Класс облегченно гудит, краем уха ловлю: “Биба – даун”. Мало у Ромы неприятностей… так у него еще и фамилия – Биба.
Рома застрял даже не на середине предложения, а где-то в самом начале. Почерк его напоминает моток проволоки, все буквы даются страшным усилием, и ни одна из них не повторяется дважды. Он их изобретает каждый раз заново. Ручка у него всегда пачкает.

В тетради грязь и сальные пятна, смесь недописанных слов с невнятными рисунками на полях, многократно обведенные синей ручкой оценки.
Вот он – сопит, царапает бумагу. Очень толстый, рыхлый, страшно потеющий, с вечно липкими ладонями – потому и тетрадки в пятнах. На бледном одутловатом лице рассеянная улыбка.
Он не дурак, Боже упаси. Там, в этой большой круглой башке происходят ПРОЦЕССЫ… там глубокое, мощное течение. Но до чего же медленное…
Он вообще ничего не успевает. От этого ничего и не делает. На фиг напрягаться?

Он давно уже не понимает, о чем речь на уроках.
С ним трудно дружить: никогда не поймешь, над чем смеется. Над сегодняшней шуткой или над вчерашней?
Мальчик для битья. На нем отрываются учителя, его шпыняют одноклассники. Он молчит.

Сопит.
Читать не любит, но великолепно слушает. Иногда отвечает – вдохновенно и не в тему. Завышаю оценки, хвалю… должен же он быть хоть где-то молодец?
А в самом начале нашего знакомства, в разгар объяснения нового материала, что-то меня отвлекло. Мешает. А что – не пойму.

И нить потеряла – не соображу, куда хотела фразу вывести. И душно так в классе…
Звук. Скребущий, раздражающий звук. Откуда? Кто?

Чем?..
И тут взгляд мой пал на Рому. Он был занят. Бог весть где взятой ложкой Рома процарапывал траншею в сидении рядом стоящего стула. Пустого.

Все ведь помнят, что Рома сидел один? Стало быть, никто ему и не мешал.
Только мои 24 года и полный педагогический идиотизм могут оправдать то, что я сделала. Полная благородного негодования, я возложила руку на плечо вредителя и ГРОМКО произнесла:
– А я-то думаю, кто это школьную мебель портит… А это, оказывается, вооооот кто…
Никогда не пугайте эпилептоидного психопата. А Рома испугался. Он так славно проводил время, погрузившись в себя, загипнотизированный размеренным движением ложки и ритмичным звуком, что мое вторжение выбросило его в иную – страшную – реальность.

Рома завизжал – пронзительно и жутко, сорвался с места и вылетел вон из класса. Скомандовав 5-г “Сидеть!”, я бросилась за ним. Никогда не думала, что будет так трудно поймать такое неповоротливое создание.

Заметив его на лестнице, в олимпийском прыжке преодолела пролет и схватила беглеца за руку.
Он обернулся. На меня смотрели безумные белые глаза. Не знаю, КЕМ или ЧЕМ я ему увиделась.

Но так меня не кусали даже собаки.
Недавно он приходил в школу. Такой же толстый и обманчиво-спокойный. Отец двух своих и троих приемных детей. Пастырь церкви Прославления.

Приглашал на службу. Уверял, что мне обязательно понравится.
Уходя, подарил адаптированное издание Нового Завета и поцеловал мне руку. Как раз там, где неровный шрам от зубов.