История создания произведения Аполлинера “Алкоголи”

Друзья Аполлинера любили его рисовать. Его античный профиль, его голова, по словам писательницы Гертруды Стайн, “как у императора древнего Рима”, притягивали художников. Поэта сравнивали то с Цезарем, то с Вергилием.

Романские корни определили его внешность и южную живость характера, славянские – гордость и открытость. И вдобавок почти всю жизнь он прожил французом без гражданства, которое с большим трудом смог получить всего лишь за два года до смерти. Достаточно взрывная генетическая смесь, приумноженная на повседневные обстоятельства,

которые склоняли к жестокости и оскорбительности, – все это были основы сложного и трудного характера.

Так – сложно и тяжело – его и воспринимали: впечатлительный, наивный, немного суеверный, сангвиник, тиран, самодур.

Внутренне чистый, простой, легкий в общении с людьми. Непревзойденный и остроумный собеседник, постоянно готовый к шуткам. Певец меланхолии, поэтике которого абсолютно не присуща радость.
В годы, когда Аполлинер только начинал писать, в далекой России, манящей для славянской частички его души, первооткрыватель французских символистов Валерий Брюсов писал о другом

поэтическом гении, о Поле Верлене, как о “человеке двойственном”, в котором было одновременно “ангельское” и “свинское”. В какой-то мере таким же двойственным был и Аполлинер, который всю жизнь метался между любовью и игрой и объединял с традицией высокого лиризма страсть к низкой мистике.
Оба эти порыва Аполлинер, очевидно, получил по наследству от матери, Анжелики Костровицкой. В шестидесятые годы (XIX ст.) судьба забросила ее из Польши в Италию, – когда родился Гийом, Анжелике было двадцать два года, и уже несколько лет как она была “украдена” итальянским офицером Франческо д’Эспермоном.

Мистификации преследовали Аполлинера со дня рождения: через пять дней после этого знаменательного события, которое произошло 26 августа 1880 года, он был зарегистрирован в римской мэрии под фамилией Дульчини – как ребенок от неназванных родителей. Через два года та же судьба постигла его брата Альбера, который при рождении был записан под фамилией Зевини и чьи родители также были “не установлены”. В дальнейшем это дало Аполлинеру повод придумывать и поддерживать самые фантастические истории о своем происхождении – вплоть до того, что его предками были то ли Наполеон, то ли папа Римский.

Таинственное происхождение бросило отблеск на всю жизнь поэта.

Пока юный Вильгельм Костровицкий ходит в школу – сначала в колледжах в Монако и Каннах, а потом в лицей в Ницце, – его мать приобретает репутацию “красивой авантюристки”. И когда в Ницце семнадцатилетний поэт-начинающий и его товарищ из лицея Анж Туссен-Люк начинают издавать рукописную газету, сразу вынуждены думать о первой мистификации – о псевдониме: Вильгельм подписывал свои произведения именем “Гийом Макабр” (“Гийом Пасмурный”), а Туссен-Люк – “Жеан Лок” (“Жеан Нищий”). В дальнейшем Аполлинер неоднократно прибегал к литературным мистификациям, псевдонимам – чего лишь достойна история 1909 года, когда начали появляться статьи и стихе такой себе Луизы Лаланн, которые сразу привлекли внимание читателей неординарностью суждений о современной женской литературе и большим лирическим талантом.

Эти розыгрыши, устроенные Аполлинером, почти год баламутили публику, пока не надоели самому мистификатору. Карнавальная жизнь и поэзия переплелись, чтобы уже никогда не покидать поэта.

Первая поэтическая любовь и первая серьезная авантюра ожидала Аполлинера летом 1899 года, когда мать отправила его с братом в пансионат бельгийского городка Ставло, на каникулы. Здесь родился и первый серьезный поэтический цикл юного Аполлинера – “Ставло”. Именно в таком виде – как цикл стихов – он будет напечатан аж через полстолетия: стихи, перевязанные ленточкой, сохранит валлонка Марей – Мария Дюбуа, к которой они и были обращены.

Уже в этом цикле Аполлинер становится изысканным любовным лириком – похотливым и чувствительным певцом неразделенной любви. Любовь к Марей оборвалась осенью, когда Анжелика Костровицкая, в очередной раз находясь в затруднительном материальном положении, велела братьям тайно выскользнуть из пансионата, не расплатившись с хозяином.

Эта история, подобна многим другим, в которых ощущалась рука властной и капризной Анжелики, позволила позднее композитору Франсу Пуленку сказать сакраментальную фразу: “Аполлинер провел свои первые пятнадцать лет возле фривольных юбок деспотической матушки”. На самом деле “пятнадцать лет” растянулись на всю жизнь Аполлинера: Анжелика Костровицкая умерла через четыре месяца после кончины ее старшего сына, и в старости донимала его ревностью и прихотями. Давно подмечено, что притягательная парадоксальность юности заключается в ее счетах со временем.

Прошло несколько месяцев, а у Аполлинера – который уже старается сотрудничать с литературными журналами – очередное увлечение: шестнадцатилетняя Линда Молина да Сильва. Темноволосой Линде, тихой красавице, немного шепелявой, что, очевидно, прибавляет странных чар ее голосу, Аполлинер посвящает особый цикл лирических стихов – особый, во-первых, потому, что каждый стих написан на обороте почтовой открытки, и открытки эти с апреля до июня регулярно отсылались на юг, где вся семья Молины да Сильва проводила весну и лето 1901 года.

Особый и потому, что все эти “любовные диктовки” – не что другое, как проба сил молодого Аполлинера. Будущий реформатор стихов был обязан пройти школу и понять, что он может быть профессионалом, что ему доступна любая, даже самая утонченная поэтическая форма. Так возникают мадригал и акростих, “хвостатый сонет” и триолет, терцины и элегия.
Но Линда не хочет – или еще не умеет – ответить на это чувство. В письме к общему приятелю она постоянно так и повторяет: “это чувство”. “Неужели он ощущает ко мне это чувство?”, “Я не могу разделить это чувство”, “Я думаю, он очень гордый и много страдает, понимая, что я не могу ему ответить на это чувство”. Линда, как и Марей, сохранила все любовные послания молодого поэта, и со временем они были опубликованы в его посмертной книге “Что есть”.

На “это чувство” Аполлинера мало кто мог ответить. Не вышло это и у англичанки Анны Плейден – его по-настоящему большой и по-настоящему трагической любви. Во всяком случае, неразделенное чувство сделало Аполлинера выдающимся лирическим поэтом. Он познакомился с ней в Германии, в доме графини Элеоноры Мильгау, куда был приглашен как учитель французского языка к малолетней дочери графини Рафаэль и где Анна служила гувернанткой.

Об их бурном романе – на берегах Рейна, Сены и Темзы, о бегстве Анны Плейден в Америку от пылких домогательств не очень ей понятного своей страстью и эрудицией поэта – уже написаны сотни страниц. Но намного важнее написанное самим Аполлинером, и прежде всего “Рейнские стихи” – и те, которые вошли в его книгу “Алкоголи”, и те, что он по разным причинам в нее не включил.

История этой горькой любви превращается в стихах из событий частной жизни в явление поэтической культуры. Широкий круг исторических, литературных, художественных и просто бытовых ассоциаций растворяют любовь в жизни, предоставляя последней неповторимый колорит, глубину и напряженность.
Результатом большой страсти поэта к раритетам прошлого, реализацией его незаурядной эрудиции стали две первые книги Аполлинера: прозаическая – “Почти сгнивший чародей” (1909) и поэтической – “Бестиарий, или Кортеж Орфея” (1911). “Бестиарий” Аполлинер посвятил писателю Элемиру Буржу, который был его старшим другом и почитателем его таланта: именно Бурж выдвинул на получение Гонкуровской премии книгу Аполлинера “Ересиарх и Ко” (1910), в которую вошли рассказы, которые печатались в периодике, начиная с 1902 года. И хотя премии “Ересиарху” не присудили, в этой книге Аполлинер заявил о себе как замечательный прозаик, который тонко ощущал дух своего времени.
Начиналась эпоха Монмартра, знаменитой “Прачечной на плоту”, что на долгие года свела воедино “Триумвират”, как их называли современники: Аполлинера, Пикассо и поэта Макса Жакоба. Чуть позже началось переселение художников с Монмартра на Монпарнас, в не менее знаменитый “Улей”, – и все это войдет в историю как “belle epoque”, “прекрасная эпоха”, время излома и изменения эстетичных позиций.

Начинались новые мифы: скорость, механика, симультанность, т. е. осознание в искусстве одновременности разнообразнейших процессов. Воинственно вступали в жизнь католическое возрождение и мистические пророчества: Жакоб “видит” на стене своей комнаты тень Христа и становится католиком, потом пророчит литератору Рене Дализу первым из их круга умереть, и вдобавок в молодом возрасте, – и Дализ “первым”, в 1917 году, гибнет на фронте. Потом Джордж де Кирико рисует пророческий портрет Аполлинера под названием “Человек-Мишень”, за много лет до ранения поэта отметив то место на его виске, куда попадет осколок снаряда.

Идея “Бестиария” возникшая в Аполлинера в 1906 году, в мастерской Пикассо, когда он наблюдал за работой друга-художника, который гравировал изображение животных. А через год именно Пикассо познакомил Аполлинера с Мари Лорансен. Ей – двадцать два, ему – двадцать семь. Она художница и немного поэтесса, за его плечами крах сумасшедшей любви к англичанке Анне Плейден, уже значительный опыт работы журналистом и критиком, серьезные публикации стихов и прозы.

Они пробудут вместе пять лет, которые, как выяснится, станут наиболее существенным временами в жизни поэта, когда готовилась к изданию его книга “Алкоголи”. “Алкоголи” вышли в апреле 1913 года.