“История одного города”: обличение тупой администрации

Общественно-политическая ситуация в стране в 60-70-е годы XIX столетия характеризовалась нестабильностью и протестом народных масс против существующего строя. Самодержавие было главным врагом народа и, конечно, не могло не вызывать возмущения передовых людей того времени, к каким и относились многие русские писатели. Одним из таких писателей, открыто ненавидевшим самодержавие, как жестокий и бесчеловечный строй, был М. Е. Салтыков-Щедрин.

Всю свою творческую жизнь Салтыков-Щедрин обрушивал яростные, гневные удары на представителей, административно-политической

системы того времени, на бюрократию и крепостничество.

Избрав своим оружием меткую сатиру и все доступные приемы обличения, писатель создавал яркие произведения, в которых высмеивал, критиковал, разоблачал все пороки общества, указывая не только на несправедливость, жестокость и ограниченность властей, но и на непростительную, позорную рабскую психологию обывателей. Наиболее яркой и откровенной политической сатирой стало произведение Салтыкова-Щедрина “История одного города”, созданное в 1869-1870 годах. В этом произведении предметом гневного сарказма и язвительной иронии

впервые стала верховная власть государства.

Салтыков видел, что страна наполнена злом, требующим немедленного искоренения.

Под этим злом он понимал изжившее себя самодержавие, бюрократическое засилье и крепостничество, остатки которого тормозили развитие России по пути прогресса. Однако открыто выступать с обличением власти писатель не мог. Поэтому он прибегнул к сложной художественной маскировке, облек свою сатиру в форму исторической хроники XVIII века. Хотя любому, кто внимательно ” прочитал его “Историю одного города”, становилось ясно, что автор имел в виду не прошлое, не историю, а настоящее.

Свой решительный и меткий удар он направлял против крепостнических пережитков, душивших страну после реформы, против всяческих либеральных иллюзий, которые отвлекали от настоящей борьбы.

“Сатира, – писал И. С. Тургенев, – преувеличивает истину как бы посредством увеличительного стекла, но никогда не искажает ее существа”. “Увеличительное стекло” сатиры Салтыкова-Щедрина оказалось очень своевременным. Именно этот жанр, с его склонностью к гротеску, к предельно условным образам, стал той художественной формой, которая позволила автору “Истории одного города” решить поставленную им перед собой задачу.

Центральной темой произведения стало отношение власти к народу. Писатель нарисовал правдивую и точную картину жизни города Глупова – типичного города в России тех времен.

Эта жизнь представляется автору “жизнью на грани безумия”. Поэтому она показана в произведении в уродливо-комическом виде: здесь все фантастично, невероятно преувеличено, здесь все смешно и в то же время страшно. Наиболее ярко нарисованы сатириком фигуры двадцати двух глуповских градоначальников, в чьих образах Щедрин разоблачает власть в России, весь самодержавно-крепостнический режим. Все градоначальники сближены писателем, утверждающим, что каждый из них обладает одними и теми же пороками, тупостью, невежеством и потому никто из них не способен управлять ни городом, ни тем более страной.

Потому что все они чужды интересам своего народа, эгоистичны, самолюбивы, отмечены признаками очевидного идиотизма и бессмысленности.

Амадей Мануйлович Клементий, который искусно стряпал макароны в Италии, прибыв в город Глупов, “не только не оставил занятия макаронами, но даже многих сильно к тому принуждал, чем себя и воспрославил”. Беглый грек “без имени и отчества и даже без чина” Ламврокакис торговал на базаре греческим мылом, губкою и орехами, чего, по всей видимости, оказалось достаточно для того, чтобы впоследствии он стал градоначальником. Прыщ, майор с “фаршированной головой”, был “разоблачен” местным уличным предводителем дворянства.

Действия “былого прохвоста” Угрюм-Бурчеева сводились к муштре, уравниловке, “правильностям построения”. Фердыщенко, который, став правителем, вдруг “вздумал путешествовать” из угла в угол городского выгона, вообще оказался не способен ничем управлять, потому реальную работу он подменяет яркими эффектами. Градоначальник Бородавкин, представитель “цивилизируюших мероприятий”, борясь с недоимками, “спалил 33 деревни и, с помощью сих мер, взыскал недоимок два рубля с полтиною”.

Великанов прославился тем, что обложил в свою пользу жителей данью по три копейки с души. Перехват-Залихватский, став правителем города и въехав в город на белом коне, в один момент “сжег гимназию и упразднил науки”. Беневоленский, сочинивший “Устав о добропорядочном пирогов печении”, вновь ввел в употребление “яко полезные, горчицу, лавровый лист и прованское масло “. Брудастый, у которого ч в голове имелся некий “органчик”, произносивший только два слова: “Не потерплю!” и “Разорю! “, приехав в город, заперсял кабинете, не пил, не ел и все что-то скреб пером.

Богдан Пфейфер, “голштинский выходец”, “ничего не свершив, сменен в 1762 году за невежество”.

Баклан Иван Матвеевич “кичился тем, что происходит по прямой линии от Ивана Великого” – известной в Москве колокольни. Негодяев Онуфрий Иванович славился тем, что “постоянно испытывал, достаточно ли глуповцы тверды в бедствиях “. Двоекуров ” подавал твердую надежду”, так как написал записку о необходимости ” рассмотрения наук “, реальных же действий он не совершал, потому что решительность “вообще не была в его нравах”. Грустилов возвысил дань с откупа до пяти тысяч рублей в год и вообще имел “много наклонностей, несомненно порочных”.

Такими наклонностями обладали и другие градоначальники: маркиз де Санглот любил петь непристойные песни, дю Шарио обряжался в женские платья и лакомился лягушками, Беневоленский имел любовную связь с купчихой Распоповой, у которой по субботам едал пироги с начинкой. Все эти колоритные образы призваны показать читателю бессмысленность и глупость административной системы города, правителем которого может стать любое безмозглое существо, с помощью угроз и различных непристойных действий заставляющее жителей дрожать. Изображая представителей глуповской власти, Салтыков-Щедрин подчеркивает их античеловеческую сущность.

Даже характер их смерти вызывает зловеще-комическое впечатление. Все они умирают от ничтожных, неестественных или курьезных причин, как бы следуя народной поговорке: “собаке и собачья смерть”: один был растерзан собаками, другой заеден клопами, третий умер от обжорства, четвертый – от порчи головного инструмента, пятый – от натуги и т. д.

Градоначальникам соответствует и собирательный образ чиновников города Глупова как олицетворение отсталости, темноты, страха, “трепета”, бесправия и покорности народных масс, находящихся под “игом безумия”. Салтыков-Щедрин в своем произведении показывает, насколько мелки, бессмысленны, бесполезны все действия представителей власти. Все они творят одни и те же беззакония.

И при этом всегда остаются безнаказанными. Но это – временно. Финал “Истории одного города” показывает, насколько бесперспективна старая власть.

Да градоначальники и сами видят приближающийся конец своего правления.

“Оно пришло…”, “Придет… ” – загадочно говорит Угрюм-Бурчеев, перед тем как исчезнуть. “Север потемнел и покрылся тучами; из этих туч нечто неслось на город: не то ливень, не то смерч. Полное гнева, оно неслось, буровя землю, грохоча, гудя и стеня и по временам изрыгая из себя какие-то глухие, каркающие звуки… Оно близилось, и по мере того как близилось, время останавливало свой бег.

Наконец, земля затряслась, солнце померкло…

Глуповцы пали ниц. Неисповедимый ужас выступил на всех лицах, охватил все сердца… ” Эта картина Апокалипсиса – грозное пророчество неизбежной гибели монархического режима и призыв к активной борьбе с ним.