История формирования гремяченского колхоза, поведанная Шолоховым

История формирования гремяченского колхоза, поведанная Шолоховым Эпоха коллективизации – один из самых противоречи­вых и печальных периодов в истории России, осмыслить и оценить который до сих пор нелегко не только писателям, но и историкам, социологам, философам. Однако приори­тет открытия этой темы принадлежит, безусловно, литера­туре. Одним из первых обратился к ней М. Шолохов в ро­мане “Поднятая целина”. Судьба этой книги не менее дра­матична, чем описанная в ней трагедия крестьянства.

Долгое время считалось, что “Поднятая

целина” – произ­ведение, выражающее безусловное принятие политики партии в деревне, но это совсем не так. От писателя не могло укрыться, что проведение коллективизации сопро­вождалось ожесточением нравов, что человеческая жизнь постепенно утрачивала свою истинную ценность, а насиль­ственная смерть превращалась в привычное дело.

Страни­цы романа буквально “залиты человеческой кровью”. За восемь месяцев жизни в Гремячем Логу, отраженных авто­ром, своей смертью умер только хуторской пастух Агей, остальные были убиты в ходе коллективизации и раскула­чивания. Не случайно первоначальное название

“Подня­той целины” было “С потом и кровью”. Редакция журна­ла “Новый мир” изменила заглавие, роману была дана трактовка, не терпящая многозначности, но все это не смог­ло заглушить тревоги автора, глубоко сомневавшегося в оправданности крови и жертв, приносимых во имя счаст­ливого будущего.

Шолохову нелегко было безоговорочно принять даже самую великую цель, если она достигается бесчеловечными средствами.

Рассказывая историю гремяченского колхоза, автор ста­рается быть объективным и верным исторической правде. Он стремится показать, как постепенно меняется сознание хуторян под влиянием преобразующейся действительнос­ти, но не имеет права закрывать глаза и отворачиваться при виде жестокости и разрушающейся человечности, даже если она необходима для успеха колхозного движения. Шо­лохову удалось раскрыть народную жизнь в целом, в ее еди­ном порыве, и в то же время проникнуть в тайники души каждого отдельного героя. Сюжетное действие романа развивается крайне напря­женно.

Писатель предельно точен в воссоздании хроноло­гии событий. Их отсчет начинается с появления в хуторе двух человек, от которых будет зависеть дальнейшая судь­ба Гремячего Лога. Один из них – рабочий, 25-тысячник, присланный проводить политику партии в деревне, а дру­гой – враг, старающийся сорвать новые начинания.

Как все просто: с одной стороны враги, с другой – герои, гото­вые отдать жизнь за великое дело. Однако социальное про­тивостояние – это только внешняя сторона событий. Мы начинаем понимать, что патологическая жестокость свой­ственна не только белогвардейцу Половцеву, переживаю­щему агонию, прекрасно осознающему свою обреченность, а потому испытывающему звериную ненависть к новой жизни и желание задушить ее в смертельной хватке.

Не менее жесток и коммунист-фанатик Макар Нагульнов, ко­торый “за родимый социализм” готов перестрелять из пу­лемета “тысячу… дедов, детишек, баб” и вершит самосуд над Банником. Кажется, что с чувством удовлетворения показывает нам Шолохов рост самосознания казачества, радуясь вмес­те с Давыдовым при виде того, с каким пылом Устин Рыкалин бросается спасать колхозное сено. Психологически точно воссоздает писатель характер Кондрата Майданникова, мучительно преодолевающего “жалость-гадюку к сво­ему добру”. Череда массовых народных сцен, мастерски вы­писанных автором, раскрывает нелегкий процесс “революции в умах”, во время которого наблюдались всплески озлоб­ленности и приливы доброго расположения.

Но не все так безоблачно, как может показаться при поверхностном восприятии описанных событий. Сопротив­ление колхозному строительству неминуемо возникает в душе почти каждого крестьянина. Деформируется народная нравственность.

Умный хозяин и хороший сын Яков Островное, окончательно запутавшийся, преследуемый По-ловцевым и собственным страхом, морит голодом и дово­дит до смерти свою мать. Опьяненные вседозволенностью “борцы за раскулачивание” превращаются в почти что ма­родеров, с упоением грабящих чужое добро. Утрачиваются привычные патриархальные ценности, нарушается равно­весие в жизни и душе.

Но самая страшная потеря – это утрата земледельцами чувства хозяина.

Наверное, не нуж­дается в дополнительных комментариях сознание людей, считавших, что в дождь хозяин пахать не будет, а колхоз­никам – надо! К сожалению, безоговорочными сторонниками колхоза становятся не привыкшие работать бедняки, прикрываю­щие собственное хозяйственное невежество лозунгами о язве собственности. Совершенным абсурдом выглядит об­винение, предъявленное Титу Бородину: “…Начал богатеть, несмотря на наше предупреждение. Работал день и ночь…” Вот и получается, что “враг” Яков Островнов приносит колхозу не больше вреда, чем многие строители новой жиз­ни, не представляющие, что такое крестьянский труд, но лихо оперирующие революционными фразами.

При всем обаянии характер деда Щукаря не может не вызвать на­стороженности: а не является ли его пренебрежение к соб­ственности (хотя и не до конца выдержанное: достаточно вспомнить, как он “уберег” свою худобу от обобществления) свидетельством лени и неумения по-настоящему работать.

Не идеализирует Шолохов и тех, кто стоит во главе колхозного строительства. Очень часто Давыдов и Нагуль­нов руководствуются не человечностью, а классовой нена­вистью. Макар Нагульнов, аскет и ригорост, состоящий “весь из углов”, убежденно заявляет: “Кабы из каждой контры после одного удара наганом по голове по сорок пу­дов хлеба вылетало, я бы всю жизнь только тем и зани­мался, что ходил бы да ударял их”. Правда, иногда и в нем просыпается человек с ранимой и незащищенной ду­шой, любящий свою непутевую Лушку, слушающий пение петухов по ночам и упорно изучающий английский язык в ожидании мировой революции.

Но Нагульнов старается подавить в себе и скрыть от других эти “слабости”. Давыдов несколько мягче, чем секретарь партячейки, но и пи­терский рабочий готов быть жестоким, если того требует революционная необходимость.

Довольно странными и не­лепыми выглядят попытки председателя колхоза управлять тем, о чем он имеет весьма смутное представление: ведь Давыдов приобретает первые познания в крестьянском хо­зяйстве, уже осуществляя коренной перелом в деревне. Как мне кажется, ближе всех автору “жалостливый” Андрей Разметнов. Может быть, поэтому именно ему писатель остав­ляет жизнь и право продолжить начатые преобразования? Нелегко идет процесс формирования колхоза.

Не про­изводит картина, нарисованная писателем, впечатления благополучия.

Невозможно дать окончательные ответы на сложные вопросы, поднятые в романе, но книга Шолохова помогает нам выработать мудрое отношение ко многим про­блемам современности и, опираясь на вековые нацио­нальные традиции и трагический послереволюционный опыт, увидеть достойное человека будущее.