Исповедальная лирика Марины Цветаевой
Мои стихи — дневник.
М. Цветаева
Замечательный русский поэт Марина Цветаева однажды сказала: «Я не верю стихам, которые — льются. Рвутся — да!» И доказывала это на протяжении всей жизни собственными — рвущимися из сердца — строками. Это были удивительно живые стихи о пережитом, не просто о выстраданном — о потрясшем.
И в них всегда было и есть дыхание. В самом прямом смысле: слышно, как человек дышит. Все стихи Цветаевой имеют источник, имя которому — душа поэта.
Если душа родилась крылатой —
Что ей хоромы
Даже в самых первых, наивных, но уже талантливых стихах проявилось лучшее качество Цветаевой как поэта — тождество между личностью, жизнью и словом. Вот почему мы говорим, что вся поэзия ее — исповедь!
В октябре 1910 года Цветаева, еще ученица гимназии, на собственные деньги издает свой первый сборник стихов «Вечерний альбом». Первая книга — дневник очень наблюдательного и одаренного ребенка: ничего не выдумано, ничего не приукрашено — все прожито ею:
Ах, этот мир и счастье быть на свете
Еще невзрослый передаст ли стих?
Уже в первой книге есть предельная искренность,
Ты дал мне детство — лучше сказки
И дай мне смерть — в семнадцать лет —
На такие «детские стихи» откликнулись настоящие мастера. М. Волошин писал, что эти стихи «нужно читать подряд, как дневник, и тогда каждая строчка будет понятна и уместна». Об интимности, исповедальности стихов Марины Цветаевой писал в 1910 году и В. Брюсов: «Когда читаешь ее книги, минутами становится неловко, словно заглянул нескромно через полузакрытое окно в чужую квартиру…
Появляются уже не поэтические создания, но просто страницы чужого дневника».
Первые стихи — это обращение к матери, разговор с сестрой Асей, с подругами, признание в любви, поклонение Наполеону, размышления о смерти, любви, жизни. Это все, чем полна девочка в начале жизни, в светлых надеждах, в романтических мечтах:
Храни, Господь, твой голос звонкий
И мудрый ум в 16 лет!
Своего возлюбленного и мужа Марина Цветаева звала в стихах «царевичем», «чародеем», и сила ее любви не была тайной для читателя. Цветаева не могла любить, не восхищаясь, не преклоняясь:
В его лице я рыцарству верна.
Всем вам, кто жил и умирал без страху, —
Такие — в роковые времена —
Слагают стансы — и идут на плаху.
В 1912 году появляется вторая книга Цветаевой — «Волшебный фонарь», а затем в 1913 году — избранное «Из двух книг», куда вошли лучшие стихотворения начинающей поэтессы. Темы и образы этих книг объединяет «детскость» — условная ориентация на романтическое видение мира глазами ребенка; детская влюбленность, непосредственность, любование жизнью. Поэтический язык этих сборников универсален и включает традиционный набор символов литературы первого десятилетия XX в. Способность «закреплять текущий миг» и автобиографичность стихотворений придают им дневниковую направленность. В предисловии к сборнику «Из двух книг» Цветаева уже открыто говорит о дневниковости: «Все это было.
Мои стихи — дневник, моя поэзия — поэзия собственных имен».
Поиск своего нового поэтического «я» отражается в поэзии Цветаевой 1913-1915 годов, объединенной в сборнике «Юношеские стихотворения» (он не опубликован). Сохраняя дневниковую последовательность, ее творчество «переходит» от условности к вполне жизненной откровенности; особое значение приобретают всевозможные подробности, детали быта. В произведениях тех лет она стремится воплотить то, о чем говорила еще в предисловии к избранному «Из двух книг»: «Закрепляйте каждое мгновение, каждый жест — и форму руки, его кинувшей; не только вздох — и вырез губ, с которых он, легкий, слетел. Не презирайте внешнего!..» Поиск нового отразился и на общей организации ее стихов.
Она широко использует логическое ударение, переносы, паузы не только для усиления экспрессивности стиха, но и для семантического контраста, для создания особого интонационного жеста.
События первой мировой войны вносят новый пафос в русскую поэзию, и в лирике Цветаевой тоже намечается новый этап. Предреволюционные годы в ее творчестве отмечены появлением русских фольклорных мотивов, использованием традиций городского «жестокого» романса, частушек, заклятий. В стихотворениях 1916 года, впоследствии вошедших в «Версты», обретают жизнь такие исконно цветаевские темы, как Россия, поэзия, любовь.
В этот период дочь Цветаевой Аля стала для матери гордостью, ожиданием чего-то из ряда воя выходящего:
Все будет тебе покорно,
И все при тебе — стихи.
Ты будешь, как я — бесспорно —
И лучше писать стихи…
Ариадна Эфрон и вправду родилась замечательно талантливым человеком и смогла бы реализовать свои огромные способности, если бы не трудная ее судьба — сталинские лагеря, поселение.
Далекая от политики, Марина Цветаева в своей «дневниковой» поэзии показала и отношение к революции, стала далее пророчицей:
Свершается страшная спевка, —
Обедня еще впереди!
Свобода! — Гулящая девка
На шалой солдатской груди!
Стихи, написанные в 1917-1920 годах, вошли в сборник «Лебединый стан». Оказалось, что не только о чувствах интимных может писать Цветаева: церковная Россия, Москва, юнкера, убитые в Нижнем, Корнилов, белогвардейцы («белые звезды», «белые праведники») — вот образы этого сборника. Революция и гражданская война с болью прошли сквозь сердце Цветаевой, и пришло понимание, как прозрение: больно всем — и белым, и красным!
Белый был — красным стал:
Кровь обагрила.
Красным был — белым стал:
Смерть победила.
Когда прежняя, привычная и понятная жизнь была уже разрушена, когда Цветаева осталась с дочерью, должна была выживать, стихи ее особенно стали похожи на странички дневника. Она начинает одно стихотворение словами: «Ты хочешь знать, как дни проходят?» И стихи рассказывают об этих днях — «Чердачный дворец мой…», «Высоко мое оконце…», «Сижу без света и без хлеба…», «О, скромный мой кров!»
И самое страшное -.смерть от голода двухлетней дочери Ирины — тоже в стихах. Это исповедь матери, которая не смогла спасти двух дочерей и спасла одну!
Две руки — ласкать, разглаживать
Нежные головки пышные.
Две руки — и вот одна из них
За ночь оказалась лишняя.
По стихам М. Цветаевой можно безошибочно составить ее биографию.
И отъезд из России в 1922 году, и горькие годы эмиграции, и столь же горькое возвращение (дочь, муж, сестра арестованы, встречи с ними уже не будет никогда). Экспрессивность и философская глубина, психологизм и мифотворчество, трагедия разлуки и острота одиночества становятся отличительными чертами поэзии Цветаевой этих лет. Большинство из созданного так и осталось неопубликованным. Последний прижизненный авторский сборник Цветаевой «После России» вышел в Париже весной 1928 года.
В него вошли почти все стихотворения, написанные с лета 1922 по 1925 год. Эта книга, хронологически продолжающая «Ремесло» (апрель 1921 — апрель 1922), по праву считается вершиной лирики поэтессы.
В 1939 году вслед за мужем и дочерью Цветаева с сыном возвратилась на родину. Начавшаяся война, эвакуация забросили ее в Елабугу, где 31 августа 1941 года она покончила с собой. И, конечно, все в дневнике: «Мне — совестно, что я еще жива», в записке сыну: «Прости меня, но дальше было бы хуже» и в стихах:
Пора гасить фонарь
Наддверный…
Так заканчивается «дневник» Цветаевой, ее повесть о себе — ее стихи. Она знала, в чем ее беда — в том, что для нее «нет ни одной внешней вещи, все — в сердце и судьбе».
Она так щедро расточала себя, но от этого становилась только богаче — как источник: чем больше черпаешь из него, тем больше он наполняется. Цветаева нашла точную и мудрую формулу: «Равенство дара души и слова — вот поэт». Ее собственный талант полностью соответствовал этой формуле. «Живу, созерцая свою жизнь, всю жизнь — у меня нет возраста и нет лица.
Может быть, я — сама жизнь». Цветаева права, ставя знак равенства между поэтом и жизнью. Вся сила таланта пошла у нее на то, чтобы выразить эту полноту жизни.
В поэзии виден весь человек. Он весь просвечивается
насквозь. Нельзя скрыть ни волнение, ни пустоту, ни пошлость, ни равнодушие. Марина Цветаева писала все без утайки, молитвенно, на вынос. Ее слово — это ее жест, голос, мысль, явь и сон, сердцебиение.
Но даже этого всего недостаточно для характеристики ее манеры, стиля, личности. Скорее так: Цветаева произносит монолог длиной в лирический том, длиной в целую жизнь. Лирика, эпос, драма, статья, перевод, письмо — все это, вместе взятое, дневник жадной к жизни, чуткой, чувствительной, гордой души.
Пляшущим шагом прошла по земле! — Неба
дочь!
С полным передником роз! —
Ни ростка не нарушила!
Нежной рукой отведя нецелованный крест,
В щедрое небо рванусь за последним приветом.
Прорезь зари — и ответной улыбки прорез…
Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!