Идейная направленность первых комедий Островского
Субъективно Островский, действительно, осуждал растущие “пороки и недостатки” мещанско-купеческих и чиновничьих слоев ради “торжества добра, правды, закона”. Из всего этого и вытекали особенности критической направленности первых комедий Островского, отличавшие их от сатирических произведений Гоголя, от его комедий “Ревизор”. Островский начал с разоблачения “пороков и недостатков” тех слоев общества, чьи национально-самобытные формы жизни он хотел бы высоко ценить.
Поэтому он не обладал тем пафосом гражданского
Но комизм в его пьесах не углубляется до сатиры – до негодующего, язвительного отрицания социально-политической стороны изображаемых характеров.
Его комизм углублялся до юмора – до такого смеха, который, заключая силу и принципиальность идейного отрицания, исходил, однако, из осознания отрицательных нравственных свойств изображаемой жизни и соединялся поэтому не с негодованием, а с сожалением о человеческом достоинстве.
Осуждая своих героев и увлекаясь вместе с тем самобытным складом их характеров и их быта, Островский стремился художественно воспроизвести и запечатлеть подробности их семейно-бытовой жизни. При этом он не подчинял эти подробности разоблачающей идейной направленности своих образов в такой мере, в какой это делал Гоголь, и поэтому не нарушал внешнего правдоподобия изображаемой жизни. В гораздо большей степени, нежели Гоголь, Островский сразу выступил комедиографом, великим мастером бытового комизма.
С молодых лет, вместе с широкими кругами московской дворянской и разночинной интеллигенции, Островский был захвачен живым интересом к театру, к игре актеров. Большими событиями в эстетической жизни этих кругов были исполнения на сцене Малого театра комедий Гоголя. Щепкин, Шумский и другие актеры этого театра достигали тогда высокохудожественного истолкования гоголевского искусства.
Молодой Островский увлекался их игрой и был постоянным посетителем театра.
В этой атмосфере складывались и его собственные эстетические запросы. Чем более вызревали его идейные убеждения, тем яснее он сознавал, что русские характеры, выхваченные из современного мещанско-купеческого быта, лучше раскроют свою самобытность и свой комизм не в эпическом повествовании, а в сценическом воплощении – в живом портретном воспроизведении, в непосредственно звучащем актерском слове. Островский чувствовал в себе талант драматурга. Произведением, принесшим ему раннюю славу и определившим его дальнейший творческий путь, и была его первая большая комедия “Свои люди – сочтемся”, законченная в течение 1848 г., прочтенная в доме Погодина в. присутствии Гоголя 3 декабря 1849 г. и напечатанная в журнале “Москвитянин” в марте 1850 г.
Уже в этой комедии Островский уловил в жизни купечества такие тенденции, которые были очень характерны для 1840-х годов, когда в буржуазных слоях общества стало расшатываться былое “равновесие” денежно-имущественных отношений, начался ажиотаж собственно капиталистического “первонакопительства” и резко усилились и обнаружились хищнические, приемы стяжательства, в частности ложного банкротства и обмана кредиторов.
Главным героем комедии драматург и избрал злостного, умышленного банкрота. Но драматурга интересует не экономическая подоплека преступления и даже не его юридическая сторона. Поэтому на сцене нет ни обманутых кредиторов, ни судей, ни полицейских.
Островский хочет показать нравственную сторону банкротства Большова в отношениях с представителями молодого поколения его “дома” – с дочерью и главным приказчиком. Поэтому на сцене изображена лишь семейная жизнь Большовых в те недолгие дни, когда банкротство задумывается и осуществляется.
Но и в этих пределах писатель мог бы показать, как торжествует “добро, правда, закон” над “смешным и гадким” пороком. Он написал бы тогда тенденциозную, дидактическую комедию. Однако интерес к самобытной характеристики жизни взял у него верх над моралистической тенденцией. И концепция комедии вполне художественна.
По верному замечанию Добролюбова, в ней “нет ни злодеев, ни извергов, а все люди очень обыкновенные” и “их преступления” – “просто неизбежные результаты тех обстоятельств, посреди которых начинается и протекает их жизнь”. И дело даже не в самом преступлении, а в том, что, обманывая чужих людей, купец был вынужден для этого довериться самым близким людям, им же воспитанным, и горько обманулся в них, а тем самым и в самом себе.