И. А. Бунин “Легкое дыхание”: мастерство художественной детали

Бунин – писатель-эстет. Как истинный творец, он ценит образ и чувство превыше рационального начала, идеи. Идея невычленима из его произведений: она живет в каждом образе и немыслима без него.

Бунин – мастер короткого рассказа. Подлинным шедевром признана его новелла “Легкое дыхание”. Она занимает всего пять страниц, а при чтении ее возникает ощущение совершенства.

Уловить, как автор добивается этого, невозможно, но можно пытаться анализировать применение конкретного художественного приема, например детали.

Начну с рассмотрения

портретных деталей. “В медальоне – фотографический портрет гимназистки с радостными, поразительно живыми глазами”, “ясный блеск глаз”, “сияя глазами”, “глядя ясно и живо”, “с любопытством посмотрела”, “глаза так бессмертно сияют”, “чистый взгляд”. Такое нарочитое повторение сходных деталей портрета придает образу необычайную зрительную яркость, выразительность, позволяет явственно представить себе Олю. Возникает ощущение, что смотришь ей в глаза и как будто входишь в непосредственный контакт с ней, наблюдаешь как за знакомой – и это снижает уровень объективности читательской оценки. В отличие от Оли, начальница как будто избегает прямого зрительного контакта: “не поднимая глаз от вязанья”, “потянув нитку… подняла глаза”, затем говорится, что Оля смотрит на ее пробор, то есть глаза снова опущены.

Бунин, будучи тонким психологом, создает некоторый негативный настрой у читателя по отношению к начальнице: всегда неприятно, когда собеседник отводит взгляд. Этим снова нарушается объективность читательской оценки происходящего. Этой же цели служит упоминание в Олином дневнике о том, что у Алексея Михайловича “глаза совсем молодые, черные”.

Эта деталь дает почувствовать читателю некоторое обаяние этого человека и отчасти понять Олин поступок.

Интересны отдельные подробности диалога Оли с начальницей. Вот, например, две реплики начальницы: “Я, к сожалению, уже не первый раз принуждена призывать вас сюда, чтобы говорить с вами относительно вашего поведения”. И следующая: “Я не буду повторяться, не буду говорить пространно”. Первая реплика не только весьма и весьма “пространна” для того объема информации, который в ней содержится, но, к тому же, содержит три повторения местоимения “вы” и его форм.

Реплики Оли, напротив, отличаются лаконичностью и воспринимаются как живые, непосредственные, в то время как слова начальницы как будто выписаны из книжки. К ее словам даются ремарки: “многозначительно сказала”, “еще многозначительнее сказала”, к Олиным – “просто, почти весело”, “не теряя простоты и спокойствия, вежливо перебила”. Если представить себя собеседником этих двух героинь, конечно, симпатии окажутся на стороне Оли: снова происходит смещение эмоциональной оценки читателя.

Необычайно насыщен текст деталями движения: “раскрасневшееся лицо”, “растрепанные волосы”, “заголившееся при падении на бегу колено” – так, вероятно, мог изобразить живописец, чтобы передать на полотне движение; “вихрем носилась”, “с разбегу остановилась… оправила волосы, дернула уголки передника… побежала наверх”, “присела легко и грациозно”, “чуть тронула обеими руками голову”. Все эти детали делают портрет очень динамичным. Оля ни секунды не остается в одном положении, точно смотришь киноленту. Движения ее полны изящества, пластики, внутренней энергии.

Жизнь точно бьет ключом из нее, и автор любуется этим.

Такое умение “азартно” жить, несомненно, близко самому автору: часто в его письмах, дневниках встречаются рассуждения о скоротечности жизни, о неповторимости каждого мгновения, об умении полно жить и чувствовать каждую секунду. Бунин ценил в людях редкий талант – умение радоваться жизни, жить с удовольствием, и этим талантом он одарил Олю. Об этом говорят многие детали: “сошла с ума от веселья”, “казалась самой беззаботной, самой счастливой”, “Мне было так приятно!”, “очень нравился этот кабинет”. Оле свойственна и другая черта самого Бунина – его чувство прекрасного, художественное чутье.

Ей нравится портрет молодого царя, она отмечает, что у Алексея Михайловича красивые лошади, она красиво говорит о нем самом: “борода изящно разделена на две длинные части и совершенно серебряная”. Все это, возможно, свидетельствует о сочувствии автора героине.

Сквозь все страницы, начиная с названия, проходит мотив дыхания ветра, воздуха: “легкое дыхание”, “холодный ветер”, “вихрем носилась”, “сделала один глубокий вздох”, “свежо дует полевой воздух”, “звон ветра”, “Легкое дыхание! А ведь оно у меня есть, ты послушай, как я вздыхаю!”. И завершается эта тема последней фразой: “Теперь это легкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре”. Это “легкое дыхание” – образ-символ, который может вызывать бесконечно много ассоциаций, толкований.

В моем понимании – это символ естественной красоты, непосредственности, радости жизни, той прелести, секрет которой, как сказал поэт, разгадке жизни равносилен. Все детали, о которых говорилось, работают на создание такого впечатления.

Удивительный парадокс: из довольно грязноватой истории, по выражению Выготского, “житейской мути”, создано такое совершенное художественное произведение. Секрет – в филигранной отделке автором каждого слова, в его виртуозном владении художественной деталью, в его необычайно остром интуитивном чувстве прекрасного.