Гуго фон Гофмансталь
Различия между “рейхом” и австрийским самосознанием сыграли немалую роль в диалоге между Стефаном Георге и Гуго фон Гофмансталем (1874-1929). Гофмансталь посоветовал Стефану Георге изучать “австрийский характер” и получше присмотреться к странам, которые отнюдь не являются настолько немецкими, как это принято считать в Германии. Более всего ему претили пророческие амбиции Георге, который на самом деле попросту не замечал окружающей действительности; Гуго фон Гофмансталь, критикуя одно из стихотворений Стефана Георге, заметил: “Наш
Гофмансталь в своих стихах не хотел замалчивать наличие социальных и национальных противоречий, совершенно иной жизни “низших” или “забытых” народов. В одном из его ранних стихотворений говорится:
Но внизу иные умирают,
Где ворочаются грузно весла.
У кормил вверху живут другие,
Ближе к птицам, ближе к далям звездным.
Тень, однако, от этих судеб На другие судьбы ложится, Участь легкая связана с трудной Неразрывно, как воздух с землею.
И усталость забытых народов С век моих не смахнуть
В ранних произведениях Гофмансталя подобные жизненные впечатления зачастую преломлялись в настроения, характерные для поколения австрийских венских писателей и поэтов, к которому он принадлежал: поэт чувствует себя – как, например, в “Балладе о внешней жизни” – одним из тех,
Кто вечно странствует, велик и одинок, но в странствиях своих не ищет цели.
В других стихах горечь, рожденная одиночеством и утраченным смыслом жизни, эстетизируется и переживаемый кризис превращается в игру для избранных; в стихотворном прологе к книге А. Шницлера “Анатоль” импрессионистическое изображение чарующего парка в стиле рококо с его дворцовыми развалинами сменяется точным описанием меланхолических настроений, владевших литераторами “Молодой Вены”:
Что ж, начнем играть в театр, мы свою покажем пьесу, фарс души, созревшей рано, слишком нежной и печальной, пьесу давних чувств и новых, зла сыграем арабеску из изящных слов и линий, тайных полуощущений и агонию представим…
Та же смена критических размышлений о “внешней жизни” и попыток превратить свою горечь в источник эстетских наслаждений происходит и в небольших поэтических драмах “Вчера” (1891), “Смерть Тициана” (1892), “Шут и смерть” (1894).
Ранний период творчества, продлившийся до начала XX века, завершился глубоким творческим кризисом, о причинах которого сам Гофмансталь писал в своем “Письме лорда Уэндоса Фрэнсису Бэкону” (1902):
“Мой случай вкратце таков: я полностью лишился способности связно мыслить или говорить… Все для меня распалось на части, которые в свою очередь распались на части, и не осталось ничего, что можно было бы охватить каким-либо одним понятием”.
Этому умонастроению более всего соответствовало молчание, и как поэт Гофмансталь действительно умолк.
Новый период в творчестве Гофмансталя ознаменовался обращением к широкой публике. Теперь сферой его деятельности становится театр. Он написал для Рихарда Штрауса либретто к операм “Ариадна на Наксосе” (1912) и “Арабелла” (1927-1929).
Вершиной этого сотрудничества, в котором не обошлось без трений, стало либретто к “Кавалеру роз” (1910).
Первоначально опера была задумана как язвительная комедия (в первую очередь высмеивался грубый юнкер, охотник за приданым, Окс фон Лерхе-нау), но по мере работы над ней она все больше превращалась в сентиментальное прощание с эрой императрицы Марии Терезии и венского рококо, уже воспетой прежде молодым поэтом.
Гофмансталь работал над обновлением средневековых аллегорических мистерий, надеясь на интерес широкой аудитории к проблемам общечеловеческой значимости. “Каждый человек” (1911, написан по мотивам английской пьесы 1490 года “Every man”) – пьеса о смерти богатого человека, который убеждается в тщете материальных благ. Для Зальцбургского фестиваля, одним из инициаторов которого был Гофмансталь, он написал пьесу “Великий Зальцбургский всемирный театр” (1922, подражание “Великому всемирному театру” Кальдерона).
Среди других социально-аллегорических фигур Гофмансталь выделяет нищего. Этот персонаж восстает против своей нужды. Однако ему приходится смириться, ибо, согласно божественному установлению, каждый должен нести
Свой крест. Здесь, как и в последней пьесе “Башня” (1927), со всей очевидностью выразились антиреволюционные взгляды Гофмансталя.
Меланхолический эстетизм Гофмансталя сменяется в послевоенные годы откровенным консерватизмом. Гофмансталь объявляет Австрию и австрийский уклад жизни образцом для всей европейской цивилизации, который с помощью “консервативной революции” 21 должен одержать верх над социальными революциями современности.
В комедиях “Трудный” (1921) и “Неподкупный” (1923) Гофмансталь пытался изобразить уходящую эпоху как достойную продолжения. Герой его комедии “Трудный” – австрийский аристократ, неловкий и беспомощный в житейских делах, однако именно это служит, по мнению автора, свидетельством его нравственной силы, его превосходства над самоуверенным “прусским” соперником. В “Неподкупном” жизнь аристократической верхушки приходит в окончательный упадок, но находится “неподкупный” слуга, преданность которого помогает восстановить прежний покой и порядок.