ГРИГОРИЙ МЕЛЕХОВ – ЭПИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ

Главным героем “Тихого Дона”, без со-
мнения, является народ. В романе сквозь
призму множества героических судеб обыч-
ных людей показаны закономерности эпохи.
Если среди других героев Григорий Мелехов
выступает на первый план, то только потому,
что он наиболее ярко воплощает черты свое-
го народа.
“Казацкая удаль” и “любовь к хозяйству,
к работе” – две основные добродетели, запо-
веди воина и земледельца одновременно.
Обеими щедро награжден Григорий. А глав-
ное, что составляет основу

его характера, –
своеволие, независимость в поступках и по-
исках истины. Он во всем должен убедиться
сам лично, согласиться внутренне. Для Григо-
рия истина рождаемся во всей величественнос-
ти конкретного бытия, во всей тяжести своего
становления, искаженная предрассудками
прошлого, страстью борьбы и пламенем мес-
ти за гибель близких.
Поразительна сила, с которой он воспри-
нимает действительность и как активно он
в ней участвует. Это самое пленительное в
его образе. Благородство составляет основу
его широкой души. В бою, преследуемый ав-
стрийцами, он внезапно спасает своего врага
Степана Астахова; рискуя полевым судом, он
стреляет в Чубатого за убийство пленного.
Узнав о сдаче красноармейского полка в Ус-
тьинском, он мчится туда, чтобы “выручить”,
спасти от смерти Мишку Кошевого и Ива-
на Алексеевича, убийц так горячо любимого
им брата Петра. Это сложный человек, ему
присуще чувство неудовлетворенности со-
бой. “Хотя черт его знает, такому, как моло-
дой Листницкий или как наш Кошевой, я
всегда завидовал… – признается он Прохо-
ру. – Им с самого начала все было ясное,
а мне и до се все неясное… с семнадцатого
года хожу по вилюжкам, как пьяный ка-
чаюсь…”
Но по-другому и быть не могло. Эти со-
мнения определило его социальное положе-
ние. Позиция Листницкого и Кошевого объ-
яснялась их положением в обществе: один –
помещик, другой – батрак. Григорий же
крестьянин-середняк, в этом причина всех
его колебаний. В нем живут как бы две ду-
ши: собственника и труженика. Конечно, яв-
ляясь единоличником, он ищет правду для
всего казачества. За семь лет войны он пора-
зительно мало заботится о родном курене,
семье и даже Аксинье – так важно для не-
го найти правду в общественном устройстве.
Воюя, он не стремится к личной выгоде и бо-
ится лишь одного – погрешить против прав-
ды. В поисках ее он зорко всматривается в
окружающий мир. Он не принимает вос-
торженности Ивана Алексеевича Котлярова,
рассказывающего о демократизме окружного
председателя. Да и сама революция, по его
мнению, не нужна на Дону. Что нового ком-
мунисты могут дать казакам?
“Земли у нас – хоть заглонись ею, –
яростно возражает он. – Воли больше не на-
до, а то на улицах будут друг дружку резать.
Атаманов сами выбирали, а теперь сажают.
Кто его выбирал, какой тебя ручкой обра-
довал? Казакам эта власть, окромя разору,
ничего не дает! Мужичья власть, им она и
нужна. Но нам и генералы не нужны. Что
коммунисты, что генералы – одно ярмо… Ты
говоришь – равнять… Этим темный народ
большевики и приманули. Посыпали хоро-
ших слов, и попер человек, как рыба на при-
ваду! А куда это равнение делось? Красную
Армию возьми: вот шли через хутор. Взвод-
ный в хромовых сапогах, а “Ванек” в обмо-
точках. Комиссара видал, весь в кожу залез,
и штаны и тужурка, а другому и на ботинки
кожи не хватает. Да ить это год ихней влас-
ти прошел, а укоренятся они, – куда равен-
ство денется?.. Говорили на фронте: “Все
ровные будем. Жалование и командирам и
солдатам одинаковое!..” Нет! Привада одна!
Уж ежели пан плох, то из хама пан во сто
раз хуже! Какие бы поганые офицеры ни бы-
ли, а как из казуни выйдет какой в офице-
ры, – ложись и помирай, хуже его не най-
дешь! Он такого же образования, как и казак:
быкам хвосты учился крутить, а глядишь –
вылез в люди и сделался от власти пьяный
и готов шкуру с другого спустить, лишь бы
усидеть на этой полочке”. Вот как удиви-
тельно точно выразил сущность происходя-
щего Григорий.
От остальных казаков его отличает толь-
ко мучительный поиск правды, неуспокоен-
ность. Шолохов пишет, что он только выра-
зил то, что думали большинство остальных
казаков, но сила Григория в том, что он это
высказал и пытался по-своему разрешить
это противоречие, а не смирился с неправ-
дой, прикрытой красивыми словами о ра-
венстве.
Григорий рад был бы признать правоту
одного из начал и накрепко связать себя
с ним, но особая чуткость на фальшь не да-
вала ему сделать окончательный выбор. Гри-
горий ничего не принимает на веру. Он и
есть представитель тех самых широчайших
народных масс, которые самообразовываются
на личном опыте классовых битв, идя к исти-
не замедленно, оступаясь, зигзагообразно, но
самостоятельно. Учителей жизни, подобных
закаленным большевикам – Штокману или
Бунчуку, было мало.
У Штокмана не было времени занимать-
ся агитацией таких людей, как Григорий,
и он сознательно и жестоко намерен устра-
нить его заблаговременно. Григорию, еще ни
в чем не повинному, задолго до того, как он
стал командиром повстанческой дивизии,
грозит арест, а затем смерть. Штокман по-
смеивается над Кошевым, смущенным при-
казом арестовать Григория лишь за опас-
ный образ мыслей, как потенциального вра-
га, и он заставляет его пойти арестовывать
друга.
Так возникает трагическая коллизия пра-
воты обеих сторон. Штокман прав, ибо толь-
ко активными мерами можно было преду-
предить восстание, где оба брата Мелеховых
сыграют не последнюю роль. А характер Гри-
гория не позволяет ему сидеть сложа руки,
когда окружающий мир наступает на него.
И, подобно деду, кружащему над головой
“мерцающей, взвизгивающей шашкой”, го-
товому сразиться со всем хутором, Григо-
рий кидается на обидчиков. Вместе с ним,
эпическим героем, поднимается, не сгова-
риваясь, казацкая вольница – полыхает
восстание.
“За ним оседало снежное курево, в ногах
ходили стремена, терлись о крылья седла за-
немевшие ноги. Под стременами стремитель-
но строчили конские копыта. Он чувствовал
такую лютую, огромную радость, такой при-
лив сил и решимости, что, помимо воли его,
из горла рвался повизгивающий, клокочущий
хрип… Ясен, казалось, был его путь отныне,
как высветленный месяцем шлях. Все было
решено и взвешено в томительные дни, ког-
да зверем скрывался он в кизячном логове
и по-звериному сторожил каждый звук и го-
лос снаружи. Будто и не было за его плеча-
ми дней поисков правды, шатаний, переходов
и тяжелой внутренней борьбы… Пути каза-
чества скрестились с путями безземельной
мужичьей Руси, с путями фабричного люда.
Биться с ними насмерть. Рвать у них из-под
ног тучную донскую, казачьей кровью поли-
тую землю. Гнать их, как татар, из пределов
области! Тряхнуть Москвой, навязать ей по-
стыдный мир! На узкой стежке поразой-
тись, – кто-нибудь кого-нибудь, а должен
свалить. Проба сделана: пустили на войсковую
землю красные полки, испробовали? А те-
перь – за шашку!”
Эти мысли подготовили расстрелы в Та-
тарском, арест отца, Пантелея Мелехова, уг-
розу ареста самому Григорию и оскорбления,
нанесенные ему во время постоя красноар-
мейцев на его базу.
Мысли Григория рождаются на наших
глазах, и их динамика влечет за собой анти-
тезу: “Богатые с бедными, а не казаки с Ру-
сью… Мишка Кошевой и Котляров тоже ка-
заки, а насквозь красные…” Но Григорий от-
махивается от них, пронизанный ощущением
мести и стремлением действовать, а не раз-
мышлять. Григорий свободен, он сделал, как
ему кажется, правильный выбор.
Но постепенно он понимает, что опять по-
пал в ловушку. Он видит убийство пленных,
осознает, сколько страданий несет их восста-
ние, знает, кто пользуется его результатами.
Прозрение Григория происходит после одно-
го из самых отчаянных проявлений его ка-
зацкой удали. Он – командир повстанческой
дивизии, один, оставленный сотней, мчался
прямо на пулемет и изрубил четырех матро-
сов в черных бушлатах. Но неужели только
воспоминание давно забытых слов Гаранжи
и Подтелкова заставило Григория рвать на
себе застежки шинели и кататься по снегу
рядом с трупами зарубленных им матросов
в страшном, почти чувственном ощущении
истины?
“Кого же рубил!.. Братцы, нет мне про-
щения!.. Зарубите, ради бога… Смерти… пре-
дайте!..”
Опять Григорий вступает в конфликт с ок-
ружающим мироустройством.
В образе Григория Мелехова отражены
его пути от монархии к большевизму, затем
к автономии и, наконец, снова к большевиз-
му, характерные колебания среднего казаче-
ства. Но совершал он их с большей амплиту-
дой, сильнее других переживая противоре-
чия мира. Это яркая личность, и поэтому
ярче ее проявления.
Пробуждение для Григория – медленный,
тягостный процесс, на него давит чувство лич-
ной вины в прошлом, но ведь он всегда дейст-
вовал искренне, просто не мог поступить по-
другому на каждом этапе жизни. Он не тихий
середнячок по характеру, а яркая личность.
Григорий презирает себя за свой страх
перед Дончека, что “жидок оказался на рас-
плату”, готов даже “отсидеть за восстание”
и соглашается на все, кроме расстрела. “Но
уж ежели расстрел за это получать, – изви-
няйте! Дюже густо будет!” – так и говорит
он Кошевому.
“Против власти я не пойду, пока она ме-
ня за хрип не возьмет!” – откровенно при-
знается он опять Кошевому.
Но из разговора с Кошевым он понима-
ет, что не может надеяться на прощение
или забвение своего прошлого. Ему угрожа-
ет смертельная опасность. Предупрежден-
ный сестрой, он скрывается, а затем, захва-
ченный повстанцами Фомина в лесу, вы-
нужден остаться.
В последней части романа Григорий как
загнанный волк, попавший в стаю шакалов.
Это люди не его масштаба, но другого выхо-
да у него просто нет. Положение действи-
тельно безвыходное. Его бегство с Аксиньей –
последняя попытка найти свое жизненное
счастье. Случайная пуля лишает его само-
го дорогого в мире – любимой женщины.
Смерть Аксиньи – высшая точка страданий
Григория. Совершенно один, тихо покачива-
ясь, стоит на коленях Григорий возле могилы
Аксиньи. Тишину не нарушают ни шум сра-
жения, ни звуки старинной казачьей песни.
Только “черное солнце” светит измученному
поисками своего места в жизни Григорию…
Ему больше ничего не осталось. Он попытал-
ся жить в лесу, но быстро понял, что это не
жизнь, и идет на хутор, чтобы еще раз по-
стоять на родном базу, подержать на руках
сына. Он остался один, потеряв всех близ-
ких. Страшную цену заплатил Григорий Ме-
лехов за поиски правды…