Господин из Сан-Франциско характеристика образа Господина

Господин из Сан-Франциско – в самом начале рассказа отсутствие имени у героя мотивируется тем, что его “никто не запомнил”. Г. “ехал в Старый Свет на целых два года, с женой и дочерью, единственно ради развлечения. Он был твердо уверен, что имеет полное право на отдых, удовольствия, на путешествие во всех отношениях отличное.

Для такой уверенности у него был тот довод, что, во-первых, он был богат, а во-вторых, только что приступил к жизни, несмотря на свои пятьдесят восемь лет”. Бунин подробно излагает маршрут предстоящего путешествия:

Южная Италия – Ницца – Монте-Карло – Флоренция – Рим – Венеция – Париж – Севилья – Афины – Палестина – Египет, “даже Япония, – разумеется, уже на обратном пути”. “Все пошло сперва прекрасно”, но в этой бесстрастной констатации происходящего слышатся “молоточки судьбы”.
Г. – один из многих пассажиров большого корабля “Атлантида”, похожего “на громадный отель со всеми удобствами, – с ночным баром, с восточными банями, с собственной газетой”. Океан, уже давно ставший в мировой литературе символом жизни в ее изменчивости, грозности и непредсказуемости, “был страшен, но о нем не думали”; “на баке поминутно взвывала с адской мрачностью и взвизгивала с неистовой злобой сирена, но немногие из обедающих слышали сирену – ее заглушали звуки прекрасного струнного оркестра”. “Сирена” – символ мирового хаоса, “музыка” – спокойной гармонии. Постоянное сопоставление этих лейтмотивов определяет диссонансную стилистическую интонацию рассказа.

Бунин дает портрет своего героя: “Сухой, невысокий, неладно скроенный, но крепко сшитый . Нечто монгольское было в его желтоватом лице с подстриженными серебряными усами, золотыми пломбами блестели его крупные зубы, старой слоновой костью – крепкая лысая голова”. Важна еще одна, как выяснится впоследствии, обманчивая деталь: “Смокинг и крахмальное белье очень молодили” Г.
Когда корабль прибыл в Неаполь, Г. вместе с семьей решает сойти с корабля и отправиться на Капри, где, “все уверяли”, тепло. Бунин не указывает, был ли предопределен трагический исход Г. в том случае, если бы он остался на “Атлантиде”. Уже во время плавания на маленьком пароходике к острову Капри Г. чувствовал “себя так, как и подобало ему, – совсем стариком” и с раздражением думал о цели своего путешествия – об Италии.
День приезда на Капри стал “знаменательным” в судьбе Г. Он предвкушает изысканный вечер в обществе известной красавицы, но когда одевается, непроизвольно бормочет: “О, это ужасно!”, “не стараясь понять, не думая, что именно ужасно”. Он преодолевает себя, ждет в читальне жену, читает газеты – “как вдруг строчки вспыхнули перед ним стеклянным блеском, шея его напружилась, глаза выпучились, пенсне слетело с носа… Он рванулся вперед, хотел глотнуть воздуха – и дико захрипел; нижняя челюсть его отпала, осветив весь рот золотом пломб, голова завалилась на плечо и замоталась, грудь рубашки выпятилась коробом – и все тело, извиваясь, задирая ковер каблуками, поползло на пол, отчаянно борясь с кем-то”. Агония Г. обрисована физиологично и бесстрастно.

Однако смерть не вписывается в стиль жизни богатого отеля. “Не будь в читальне немца, быстро и ловко сумели бы в гостинице замять это ужасное происшествие умчали бы за ноги и за голову господина из Сан-Франциско, куда подальше – и ни единая душа из гостей не узнала бы, что натворил он”. Г. “настойчиво борется со смертью”, но затихает “в самом маленьком, самом плохом, самом холодном и сыром, в конце нижнего коридора” номере. Через четверть часа в отеле все приходит в порядок, но напоминанием о смерти “вечер был непоправимо испорчен”.
В Рождество Христово тело “мертвого старика, испытав много унижений, много человеческого невнимания” в “длинном ящике из-под содовой английской воды” отправляется по тому же пути, сначала на маленьком пароходике, затем на “том же самом знаменитом корабле” отправляется домой. Но тело теперь скрывается от живых в утробе корабля – в трюме. Возникает видение Дьявола, наблюдающего “корабль, многоярусный, многотрубный, созданный гордыней Нового Человека со старым сердцем”.
В конце рассказа Бунин повторно описывает блестящую и легкую жизнь пассажиров корабля, в том числе танец пары нанятых влюбленных: и никто не знал их тайну и усталость от притворства, никто не знал о теле Г. “на дне темного трюма, в соседстве с мрачными и знойными недрами корабля, тяжко одолевавшего мрак, океан, вьюгу…”. Этот финал можно трактовать как победу над смертью и в то же время как подчиненность извечному кругу бытия: жизнь – смерть. Т. Манн ставил рассказ в один ряд со “Смертью Ивана Ильича” Л. Толстого.
Первоначально рассказ назывался “Смерть на Капри”. Замысел рассказа Бунин связывал с повестью Томаса Манна “Смерть в Венеции”, но в еще большей степени с воспоминаниями о внезапной смерти одного американца, приехавшего на Капри. Впрочем, как признавался писатель, “и Сан-Франциско, и все прочее” он выдумал, живя в имении своей двоюродной сестры в Елецком уезде Орловской губернии.