Гоголь и Шевченко

Гениальные представители двух родственных культур – русской и украинской. Каждый из них создал оригинальный поэтический мир, открыл новые пути искусства слова. И вместе с тем в их творчестве наличествуют выразительные линии исторической преемственности и типологической близости.

Круг эстетических познаний и литературных интересов Тараса Григорьевича Шевченко был весьма широк, о чем свидетельствуют не только поэзия, но и русские повести украинского поэта, и его замечательный дневник. Давно опровергнута фальшивая легенда о Шевченко

как некоем “плебее-самородке”, который встал в ряды первых поэтов мира только благодаря своему поэтическому “нутру”.

Его поэзия прежде всего была обращена к жизни. Корнями она уходила в национальную почву, питалась украинскими, фольклорными и литературными традициями. Однако стать основоположником реализма в украинской литературе, поднять национальное искусство слова до небывалых ранее высот, придать ему мировое значение смог лишь поэт, не только обладавший высоким даром слова, но и осведомленный в движении передовой мысли человечества, творчески воспринимавший мировой эстетический опыт.

Особенно близка была поэту русская литература.

Цитируя по памяти в своем дневнике стихи Пушкина, Шевченко сопровождает их словами: “…как сказал наш поэт”. Для него и Лермонтов – “наш великий” (поэт, а Герцен – “апостол наш, наш одинокий изгнанник”.

В этом определении “наш” отразилось характерное для Шевченко непосредственное ощущение русской литературы как близкой, родственной, “своей “. В то же время и произведения Шевченко приобретали широкое общероссийское звучание, становились одним из существенных “идейных факторов освободительного движения, воздействовали не только на украинскую, но и на русскую поэзию и прозу, на творчество иных народов, прежде всего славянских.

В период, когда формировались революционно-демократическое мировоззрениеи творческий метод великого украинского поэта, прогрессивная общественность России испытывала сильнейшее влияние таких “властителей дум”, как Белинский и Гоголь. Их идеи и образы прочно входят в творческое сознание Шевченко, усиливая тяготение поэта к художественному познанию “истины действительности”, к обличительному сатирическому направлению. И это тем более органично, что Гоголь – один из гигантов русского художественного слова – был теснейшим образом связан с Украиной, ее народом и культурой.

Преемственная связь и типологические схождения творчества Гоголя и Шевченко нашли разностороннее освещение в нашем литературоведении (А. Белецкий, Е. Кирилюк, Ф. Прийма, Д. Чалый и др.).

Давно замечено, что имя Гоголя, реминисценции из его произведений, его крылатые поэтические формулы, меткие сравнения нередко встречаются в поэзии, прозе и в письмах Шевченко. Они не только свидетельствуют о внимательном чтении “Вечеров на хуторе близ Диканьки”, “Миргорода”, “Мертвых душ” и “Ревизора”, но и являются вехами, приметами глубокого проникновения Кобзаря в поэтический мир Гоголя. Следует, однако, подчеркнуть, что характер творческого восприятия гоголевских художественных открытий на разных этапах развития творчества Шевченко был неоднозначен.

В ранний период деятельности поэта, по преимуществу романтический, ему особенно близка гоголевская историко-поэтическая концепция. Его увлекают героическая романтика, пафос народно-национальной освободительной борьбы, противопоставление высокого прошлого мелочной, пошлой современности. В центре внимания поэта оказывается повесть-эпопея “Тарас Бульба”.

К этому произведению Шевченко обращается как художник, рисуя иллюстрацию (1842) к повести – сцену встречи Бульбы с сыновьями, приехавшими домой по окончании киевской коллегии. В рисунке отражается, как в зеркале, шевченковская трактовка гоголевских образов, предвосхищение грядущих острых коллизий и трагической судьбы героев.

Привлекает повесть и Шевченко-поэта. Прежде всего своим народным, демократическим характером, лиро-эпическим стилем, близостью к фольклорным источникам. Это тем более закономерно, что Шевченко и сам в это время пишет ряд героико-романтических произведений о минувших битвах казачье-крестьянских масс за свободу отчизны.

Типологические параллели в поэме “Гайдамаки” и повести Гоголя усматриваются в их романтическом пафосе, в стремлении уловить не букву, а “дух” исторических событий, психологию восставшего народа. Оба писателя, не удовлетворяясь летописными источниками, обращались к украинскому фольклору – историческим думам и песням. Песни, по мысли Гоголя, “это народная история, живая, яркая, исполненная красок, истины, обнажающая всю жизнь народа” (VIII, 90).

Украинский поэт находил народное понимание истории в том же источнике. Добролюбов писал, что Шевченко “близок к народной песне, а известно, что в песне вылилась вся прошедшая судьба, весь настоящий характер Украины”.

Сказанное отнюдь не отменяет своеобразия произведений, которые принадлежат к разным видам словесного искусства (поэзия и проза), относятся по содержанию к разным периодам истории и написаны самобытными, оригинальными художниками. В “Гайдамаках” отразились новый этап общественно-литературного движения, революционное мировоззрение и яркая индивидуальность поэта. Это, в частности, сказывается в углублении социального аспекта, во введении в поэму представителя крестьянских “низов” – батрака Яремы Галайды, его судьбы и места в народном восстании.

Среди реминисценций из других повестей “Миргорода” можно отметить характерное сравнение в повести Шевченко “Наймичка”. Грусть старого Якима после кончины его верной подруги Марты ассоциируется автором с душевным состоянием Афанасия Ивановича – оставшегося также одиноким и потерянным в своей опустевшей усадьбе (“Старосветские помещики”). В русской прозе Шевченко можно встретить иногда и сходные с гоголевскими интонации.

Так, повесть “Близнецы” начинается в духе характерного “сказа” обывателя, не поднимающегося над уровнем жителей далекого хутора или глухого провинциального уголка. Его речь выявляет человека ограниченного, разделяющего суеверия и представления своей среды. В то же время во внешне серьезном тоне этого вступления явно ощущается авторская ирония над рассказчиком и кругом его интересов.

Вскоре автор и прямо обнажает свой прием пародирования, непосредственно обращаясь к читателю (“Я всю эту речь к тому веду, терпеливый читатель…”), и в серьезном и грустном тоне раскрывает историю покинутой мате-ри-“наймички”. В других повестях Шевченко выступают рассказчики из иной социальной среды (крепостная крестьянка Микитовна в повести “Княгиня”, рядовой офицер, участник войны 1812 года в “Капитанше”, городская мещанка Юлия Карловна в “Несчастном”, художник-гуманист, в облике которого нетрудно подметить черты самого автора, в повести “Художник” и др.).

Сказовая манера разнообразится, становится все более оригинальной, отражает реальные представления и понятия людей современной писателю эпохи, выявляя его богатый жизненный опыт.

В понимании Шевченко сущности фольклора как важного источника индивидуального творчества есть также немало близкого Гоголю. Известное гоголевское определение национально-народного в искусстве, согласно которому “истинная национальность состоит не в описании сарафана (т. е. не в поверхностном этнографизме, не в бескрыло-натуралистическом бытописании), но в самом духе народа”, неоднократно, как уже говорилось выше, цитировалось Белинским. Приведя это определение в статье “Русская литература в 1841 году”, критик писал: “Я не знаю лучшей и Определеннейшей характеристики национальности в поэзии, как ту, которую сделал Гоголь в этих коротких словах, врезавшихся в моей памяти”.

Не меньшее значение имело и дальнейшее развитие Гоголем этой мысли: “Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют сами”.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Гоголь и Шевченко