Главный герой романа Золя “Исповедь Клода”

Напоминая немецких, английских и французских юношей сентиментально-романтической литературы, Клод – прежде всего натура крайне впечатлительная и импульсивная. “Эти страницы – болезненное проявление необычного темперамента”,- пишет Золя (1,106). Клод – “бедная душа”, “вечно раздираемая желаниями и сожалениями”. Он обладает “каким-то адским уменьем изобретать причины для своих страданий”. Одиночество, оторванность от людей и общества, пренебрежение к традиционной морали, бездеятельность покорного страстям ума,

мучительная любовь к женщине – роднят Клода с безвольным меланхолическим, погруженным в свое больное чувство Адольфом (Б.

Констан). Импульсивный, патетический лиризм книги, углубленный самоанализ и самобичевание героя, мотивы любви к недостойному существу, измена любовницы и друга, разбивающая веру в высокие человеческие чувства – еще откровеннее сближают роман Золя со знаменитой “Исповедью сына века” Мюссе (1835).

Противопоставление Клода Жаку варьирует известную в литературе тему о циническом друге, охлаждающем сердечный пыл юноши (Мюссе: Октав – Дежсне; позже О. Уайльд: Дориан Грей –

лорд Генри и др.), и создает не менее популярный контраст восторженно-идеалистического и трезво-практического темпераментов (Гете: Вертер – Альберт). Кроме того, в замкнутой среде действия романа это противопоставление развивает и более широкую проблему, выдвинутую в философии и литературе еще Ж.-Ж. Руссо,- проблему этики “естественного человека” и ее столкновения со сферой грубого практицизма современного общества.

“…Я понимаю, чем ты болен, понимаю даже, что вызвало твою болезнь,- говорит Клоду его Друг Жак.- Ты рожден для мира чистоты, мира чести; ты пришел к нам беззащитный, не зная никаких правил, с открытым сердцем, со свободным духом; ты был так неимоверно горд, что верил в могущество своей любви, в беспристрастность, в правдивость своего разума. В другом месте, в более достойной среде, ты и вырос бы достойным. Но ты жил с нами, и твои добродетели лишь ускорили твое падение” (1, 219).

Однако развернутая в романе всесторонняя характеристика героя противоречит сентенциозным определениям, которые дает ему порой сам автор. Клод не поосто и не только “несчастный ребенок”, “натура, годная для любви и рыданий” (Золя). Он и не “молодой человек, опьяненный химерами, который всем недоволен и который бежит от общественных обязанностей, чтобы предаться бесцельным мечтам” (Шатобриан – “Рене”).

Романтизм Клода лишен беспричинной меланхолии Рене, презрительного равнодушия и озлобленного скепсиса Адольфа, аморальности Октава. Он вырастает не из пресыщенности наслаждениями жизни и гордого разрыва с обществом, свойственных персонажам поэм Байрона и Мюссе, а из чистого источника любви к природе, юношеской возвышенной мечты о любви, дружбе, поэтической славе. Одиночество Клода – вынужденное.

Трагедия героя Золя – не столько в жизненной непригодности его натуры, сколько в социальном положении бедняка, “отщепенца”. “Я беден, я вынужден жить в одиночестве. Моя гордость будет страдать от банальных утешений, моя рука хочет пожимать только руки равных. Я плохо знаю мир, но я чувствую – нищета так холодна, что должна леденить вокруг себя все сердца…

Я держу голову высоко и не намерен ее опускать”,- говорит Клод.

В “Исповеди Клода” находим знакомые по письмам, стихам и “сказкам”, роману “Творчество”, критическим статьям и другим источникам восторженные воспоминания о природе Прованса, друзьях юности и первых поэтических увлечениях. Узнаем первые годы парижского периода. Жизнь в нетопленных мансардах, голод и холод, лишения нищеты, которые не могли все же заглушить юношеской мечты о белокурой волшебнице “Эфирной”, заставить отказаться от романтических стихов.

Пассивности, презрению ко всякой деятельности любимых сыновей романтизма, для которых материальный вопрос обычно не существует, Золя противопоставляет у своего Клода “заботу о ежедневной пище”, потребность жизненной борьбы, “священное веселье, которое рождается в труде”.

Сквозь наносные романтические настроения Клода явно пробивается искреннее отчаяние бедности, упорное стремление завоевать право на жизнь и честное независимое творчество, характеризующие начало жизненного и писательского пути самого Золя.

Кажется, что здесь Золя позволяет себе рассказать от имени другого трагедию своей нищенской юности, приводя все ее ужасающие детали, из гордости скрываемые в письмах.

Сжатые, конкретные описания обстановки действия, “прорезая” патетику чувств, выразительно подчеркивают правдивость рассказа: “Мой большой чердак… расположен на самом верху сырой лестницы; углы его теряются в темноте, голые наклонные стены делают комнату похожей на длинный коридор, наподобие гроба. Убогая мебель кое-как сколочена из тонких дощечек, выкрашенных в отвратительный красный цвет и зловеще потрескивающих при малейшем прикосновении. Над кроватью свисают обрывки выцветшего штофа; убогое окно выходит на неумолимо встающую перед ним мрачную, темную стену”.

Настоящие, реально обусловленные страдания героя позволяют автору с презрением отзываться о “плаксивых мечтателях”, “которые украшают злых гениев своей молодости лучистым сиянием и приделывают им крылышки”.