Гипотезы об источниках полемических инвектив А. С. Шишкова

В качестве наиболее яркого образца такого рода критики исследователи любят приводить один и тот же полемический пассаж из “Рассуждения…”, состоящий из примеров “нового слога” и “переводов” новомодных фраз на “правильный” (resp. “старый”) язык. С большей или меньшей полнотой он воспроизводился в ряде классических работ по истории русского языка и словесности начала XIX века, перешел в учебники и общие пособия – русские и зарубежные и, в конце концов, приобрел поистине хрестоматийную известность. Постоянство исследователей

объяснимо: примеры, приведенные Шишковым, способны и по сей день создавать острый комический эффект. Следуя традиции напомним и мы этот знаменитый пассаж наглядно взрывающий манерность и антинародность “нового слога”:

Наконец мы думаем быть Оссиянами и Стернами,

Когда, рассуждая о играющем младенце,

Вместо:

Как приятно смотреть на твою молодость! говорим: коль наставительно взирать на тебя в раскрывающейся весне твоей! Вместо: луна светит: бледная геката отражает тусклые отсветки. лета, понуждает искать прохладной тени: в средоточие лета жгущий лев уклоняет обрести свежесть.

Вместо:

око далеко отличает простирающуюся по зеленому лугу пыльную дорогу: многоездный тракт в пыли являет контраст зрению.

Откуда заимствовал автор “Рассуждения…” эти курьезные образчики “нового слога”? Как ни странно, удовлетворительный ответ на такой вопрос затруднительно получить до сегодняшнего дня. Сам Шишков, как известно, не обозначил поименно никого из критикуемых авторов, что впоследствии расценивал как свидетельство собственного беспристрастия. Вместе с тем, Шишков не раз упоминал о “множестве”, и даже о “сотнях” книг, из которых он будто бы позаимствовал примеры “несвойственных языку нашему речей”.

Понятно, что все эти обстоятельства расхолаживали эвристический пыл исследователей: просматривать сотни книг в поисках нескольких цитат казалось не самой благодарной задачей.

Почти одновременно с Кустаревой шишковские примеры “нового слога” атрибутировал Карамзину автор американского “конденсированного перевода” “Очерков истории русского литературного языка…” В. В. Виноградова Лоренс Томас. Сопоставление “старого” и “нового” слога, сделанное Шишковым, предваряется в этом переводе такой фразой (ее заключи-тельная часть не имеет прямого соответствия в оригинале): Shishkov provided interesting parallels between the new style and the “old” (with examples for new style taken from Karamzin).

Скорее всего, атрибуция Кустаревой и ее американского коллеги оказалась инспирирована одним и тем же источником, а именно – книгой В. В. Виноградова. Виноградов, обозначая основные моменты полемики о старом и новом слоге, воспроизвел примеры “нового слога” из приведенного выше полемического фрагмента книги Шишкова. Однако для удобства изложения он присоединил к ним пример совсем из другого места шишковского трактата – действительно почерпнутый Шишковым у Карамзина (“Когда путешествие сделалось потребностью души моей”), Виноградов, указывая на авторство Карамзина, имел в виду только эту фразу. Однако – вероятнее всего по техническим причинам получилось так, что имя Карамзина замкнуло весь приведенный Виноградовым список шишковских нападок.

Эта техническая оплошность и привела к неверной атрибгиии которая как бы “подкреплялась” авторитетом выдающегося историка языка.

Американский переводчик – разумеется, не имевший возможности проверить по первоисточникам бесчисленные цитаты, приведенные в “Очерках…” со свойственной Виноградову щедростью, – оказался буквально обречен на ошибку (что, впрочем, нисколько не умаляет исключительно важного значения его труда для всей англоязычной славистики). В случае же с отечественным историком языка перед нами обычный пример искажения, возникающего при заимствовании сведений из вторых рук.

Обратимся к интересующим нас фразам,- пишет А. К. Панфилов. – Вот одна из них, едва ли не самая броская: “Пестрые толпы сельских ореад сретаются с смуглыми ватагами пресмыкающихся фараонит”. Здесь мы находим милый сердцу Шишкова

М. А. Кустаревой. Так, на одной лишь с. 129 (соположенной той, из котовидного деятеля, кажется, исключает возможность простой опечатки) и, вычайно наглядно демонстрирует достоинства заочного образования.

Следует отметить, что соображения А. К. Панфилова не лишены своей логики, поскольку они в полной мере отразили укоренившиеся в “массовой филологии” советской поры представления о том, как должны были писать “шишкови-сты” и “карамзинисты”. Так что, пожалуй, А. К. Панфилов более последователен, чем иные из его коллег, которые придерживались сходных представлений, но почему-то были склонны видеть в шишковских примерах цитаты из сочинений карамзинистов, а то и самого Карамзина. Правда, А. К. Панфилов странным образом не осмыслил и не объяснил того обстоятельства, почему же Шишков, так и не сумевший в своих “пародиях” до конца отрешиться от навыков “старого слога”, совершенно не допускает подобных оплошностей в своих “позитивных” примерах (то есть в “переводах” с нового слога на старый).

Но это уже иной вопрос.

Однако, несмотря на все остроумие соображений А. К. Панфилова, вывод о “фиктивном”, чисто пародийном характере подобранных Шишковым примеров не делается от этого более справедливым. Приведенные Шишковым фразы восходят все же к реальному источнику. В знаменитом пассаже все примеры “нового слога” почерпнуты из “российского сочинения”


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Гипотезы об источниках полемических инвектив А. С. Шишкова