Генрих Гейне: великий “расстрига романтизма”

История романтизма в XIX в. не ограничивается первой третью столетия, она более длительна и неоднозначна. Романтизм заявляет о себе в немецкой литературе и в середине столетия, и после революции 1848 г., он развивается, обнаруживая гибкость и широту своих возможностей. Внутри романтизма зарождались реалистические тенденции, возникали переплетения романтических и реалистических начал.

Все это хорошо видно в творчестве Генриха Гейне (1797-1856), великого немецкого революционнного поэта, “расстриги романтизма”, как он сам называл себя.

С

Гейне мы попадаем в атмосферу того XIX века, который был веком революционно-демократических движений, первых выступлений рабочего класса и развития социалистических идей; мы выходим за пределы только немецкой национальной общественной проблематики, которой подчас ограничивались романтики, в широкий мир общеевропейских процессов и идейных исканий. В его творчестве восстанавливается на новом уровне отчасти утраченная было широта мировосприятия, которая отличала Гете и Шиллера. В пору тяжкого безвременья, когда жил и творил Гофман, Гейне только еще начинал свой путь.

Ему довелось стать современником июльской

революции во Франции 1830 г., всеевропейского общественного подъема 40-х гг., восстания силез-ских ткачей (первого выступления немецких, еще мануфактурных, рабочих), революций 1848 г., прокатившихся по всем европейским странам.

Гейне родился и вырос в Дюссельдорфе, расположенном в Рейнской провинции, граничащей с Францией. Здесь развитие буржуазных отношений шло быстрее, чем в других областях страны, строились заводы, фабрики. В год детства Гейне, как вспоминает поэт в своих “Мемуарах”, здесь господствовали не только французы, но и французский дух. Передовые революционные идеи встречали здесь большее сочувствие, чем в других немецких городах.

Гофман зло высмеивал в своих произведениях немецкий мелкокняжеский абсолютизм. Он был художником яркого общественного темперамента, но не примкнул ни к одной из политических партий, и ему пришлось в полной мере испытать на себе притеснения цензуры и полицейские гонения.

В 1831 г. Гейне, как и многие другие немецкие демократы, эмигрировал во Францию, в Париж, где и прожил до конца своих дней. В Пруссии его произведения были под запретом; если бы он решился пересечь ее границу, то немедленно попал бы под арест. Полной мерой испил Гейне горечь разлуки с родиной, оказавшись в этом смысле предтечей антифашистских эмигрантов 30-40-х гг.

XX столетия. Возможность взглянуть на Германию из французского далека способствовала расширению общественного и политического кругозора поэта. Одним из первых осознал Гейне революционное значение диалектики Гегеля.

Это отметил Энгельс: “…то, чего не замечали ни правительства, ни либералы, видел уже в 1833 г., по крайней мере, один человек; его звали, правда, Генрих Гейне”. Гейне проявил большой интерес к социалистическим учениям, был вхож в круги французских социалистов-утопистов. В 1843 г. он познакомился с Карлом Марксом и с этого времени стал верным другом и самого Маркса, и его семьи.

Поэт сумел понять, что именно пролетариату суждено стать могильщиком старого мира и открыть дорогу социалистическому будущему.

Гейне не был свободен от индивидуалистических предрассудков-он опасался, что победа социализма принесет с собой гибель культуры, невесело шутил, что в его стихи станут заворачивать селедку, а розы повсеместно будут вытеснены картофелем. “Страшный силлогизм околдовал меня, – писал он вместе с тем, – и если я не могу опровергнуть посылку, что “все люди имеют право есть”, то я вынужден подчиниться и всем выводам из нее”. Наивные страхи не помешали Гейне стать “барабанщиком революции”, и он имел право сказать: “Меч вы должны положить мне на гроб, ибо я был храбрый солдат в борьбе человечества за освобождение”.

Гейне открыл новые возможности в поэзии и в прозе, соединив лирику с публицистикой, а публицистику с лирикой. В его лирических стихотворениях, многие из которых положены на музыку и переведены на другие языки, простота и задушевность немецких народных песен соединились с мироощущением человека XIX столетия, с его идейными исканиями и рефлексией. (Среди переводчиков Гейне на русский – М. Ю. Лермонтов и А. Н. Майков, П. И. Вейнберг и Ап. Григорьев, А. Блок и Вс. Рождественский, Ю. Тынянов и С. Маршак.) В публицистике Гейне видна личность поэта, причастного к общественной борьбе своего времени, видны его острый ум, соединяющий глубину анализа явлений с игрой ассоциаций, его заинтересованное отношение к социально-политическим событиям.

Гейне постоянно, скрыто или явно, полемизировал с романтиками, “передразнивал”, перелицовывал, пародировал романтические мотивы и образы, но они жили в его произведениях; сливаясь с реалистическими началами.

Произведения Гейне, как и произведения романтиков, выявляют фантасмагоричность Немецкой действительности, но в масштабах не отдельного княжества, будь то Керепес или Зигхартсвейлер, а всей страны. Исторические судьбы Германии Гейне воспринимал в контексте всеевропейской истории. У него не было никаких1 иллюзий относительно патриархального прошлого.- он смеялся над Подобными иллюзиями, потому что ясно видел в прошлом Германии, так же как и в ее настоящем, противоборство сил реакции с силами прогресса.

Фантазия Гейне, удивительно яркая, неудержимая, постоянно порождающая неожиданные образные сочетания, необычные метафоры и сравнения, соединена с целенаправленным, острым анализом современной ему действительности. Его ирония, .родственная романтической, к ней восходящая и от нее же унаследовавшая некоторые свои особенности (насмешливое обыгрывание, романтической мечты, самоиронию художника), носит все-таки новый характер, потому что интеллектуальна по своей; природе и во многом связана с аналитичностью художественного мышления поэта. В произведениях Гейне, как и у романтиков, фантастика живет повсюду, но романтические догадки о закономерностях действительности сменяются в зрелый период его творчества трезвым анализом.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Генрих Гейне: великий “расстрига романтизма”