«Есть — люди, а есть — иные — человеки…»

В пьесе Горького, написанной в 1902 году, зрители впервые увидели незнакомый им мир отверженных. Такой суровой, беспощадной правды о жизни социальных низов, об их беспросветной участи мировая драматургия еще не знала. Конечно, тема униженных и оскорбленных не нова в русской литературе.

Это прежде всего герои Достоевского, которым тоже «уже некуда больше идти». У героев Достоевского и Горького в самом деле много сходных черт: это тот же мир пьяниц и воров, мир нищеты и жестокости. Но Горьким он показан, пожалуй, еще более страшно и реалистично.

Под

сводами костылевской ночлежки оказались люди самою различного характера и социального положения. Каждый из них наделен своими индивидуальными чертами. Здесь и рабочий Клещ, мечтающий о честном труде, и Пепел, жаждущий правильной жизни, и Актер, весь поглощенный воспоминаниями о своей былой славе, и Настя, страстно рвущаяся к большой, настоящей любви. Все они достойны лучшей участи.

Тем трагичнее их положение сейчас. Люди, живущие в этом подвале, похожем на пещеру, трагические жертвы уродливых и жестоких порядков, при которых человек перестает быть человеком и обречен влачить жалкое существование.

Прошлое

героев пьесы неизвестно, но те немногие черты, которые мелькают, прекрасно раскрывают замысел автора. В немногих словах рисуется трагизм судьбы Анны. «Не помню, когда я сыта была, — говорит она. — Над каждым куском хлеба тряслась… Всю жизнь мою дрожала… Мучилась… как бы больше другого не съесть…

Всю жизнь в отрепьях ходила… всю мою несчастную жизнь…» Рабочий Клещ говорит о безысходной своей доле: «Работы нет… силы нет… Вот — правда! Пристанища, пристанища нету!

Издыхать надо… Вот правда!»

Обитатели «дна» выброшены из жизни в силу условий, царящих в обществе. Человек предоставлен самому себе. Если он споткнулся, выбился из колеи, ему грозит «дно», неминуемая нравственная, а нередко и физическая гибель.

Погибает Анна, кончает с собой Актер, да и остальные измотаны, изуродованы жизнью до последней степени.

И даже здесь, в этом страшном мире отверженных, продолжают действовать волчьи законы. Вызывает отвращение фигура содержателя ночлежки Костылева, одного из «хозяев жизни», который готов даже из своих несчастных и обездоленных постояльцев выжать последнюю копейку. Столь же отвратительна своей безнравственностью и его жена Василиса.

Страшная участь обитателей ночлежки становится особенно очевидной, если сопоставить ее с тем, к чему призван человек. Под темными и угрюмыми сводами ночлежного дома, среди жалких и искалеченных, несчастных и бездомных бродяг звучат торжественным гимном слова о человеке, о его призвании, о его силе и его красоте: «Человек — вот правда! Все — в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное — дело его рук и его мозга!

Человек! Это великолепно! Это звучит гордо!»

Сам писатель чувствовал этот диссонанс и объяснял его тем, что в пьесе должен быть резонер — но героев, которых изобразил Горький, трудно назвать выразителями чьих-либо идей вообще. Поэтому и вкладывает свои мысли Горький в уста Сатина, самого свободолюбивого персонажа.

Гордые слова о том, каким должен быть и каким может быть человек, еще резче оттеняют ту картину действительного положения человека, которую рисует писатель. И этот контраст приобретает особый смысл… Пламенный монолог Сатина о человеке звучит несколько неестественно в атмосфере непроглядной тьмы, особенно после того, как ушел Лука, повесился Актер, посажен в тюрьму Васька Пепел.

В самом названии пьесы уже заложен огромный смысл. Долгое время она была меняла названия — Горький все не мог подобрать точного, наиболее полно отображающего ее суть. Первоначально она называлась «Ночлежка», затем «Без солнца» и, наконец, было найдено окончательное — «На дне».

Вот она, горькая мысль, рефреном идущая сквозь все действие — люди, которые попали на дно, уже никогда не поднимутся к свету, к новой жизни.


«Есть — люди, а есть — иные — человеки…»