Эней – герой эпоса П. Вергилия Марона “Энеида”

Эней – герой эпоса П. Вергилия Марона “Энеида”, опубликованного посмертно (19 г. до н. э.), сын Венеры и троянского героя Анхиза. По преданию, спасшемуся с немногими товарищами после гибели Трои Эней суждено стать родоначальником народа, которому будет обязан своим происхождением Рим; для этого ему, гонимому Юноной, необходимо было приплыть в Италию и выдержать многочисленные сражения с местными племенами. Первая часть, посвященная его странствиям, испытывает сильное влияние “Одиссеи”, вторая – сражения вокруг Рима – “Илиады”.

Застигнутого

бурей Э. судьба приводит в Карфаген, где он рассказывает царице Дидоне о постигших его несчастьях. Слова, которыми он начал свою речь: “Ты, царица, велишь обновить несказанное горе”, стали одним из самых знаменитых латинских афоризмов; их повторяет у Данте граф Уголино. Вторая песня – описание последней ночи Трои – благодаря высокому трагическому пафосу и яркости деталей принадлежит к наиболее знаменитым частям эпоса; ее переводили Шиллер, Жуковский.

Венера, желая оказать помощь Э., заставляет карфагенскую царицу полюбить его всем сердцем; Э. готов уже отдаться страсти

и забыть о своем долге, но Юпитер через Меркурия напоминает о нем: Э. покидает любимую, которая с горя бросается на меч и, умирая, предсказывает непримиримую вражду между Римом и Карфагеном. Э. на обратном пути видит пылающий над городом ее погребальный костер. Прибыв в Италию, он спускается в подземное царство, как Одиссей у Гомера, и получает у Анхиза пророчество о будущем величии Рима.

Он хочет поговорить с Дидоной, но она в негодовании бежит от него.

Прибыв в Лаций, Э. заключает союз с царем Латином и добивается от него согласия на брак с его дочерью Лавинией. Однако Юнона, пользуясь тем, что Лавиния обручена с доблестным Тур-ном, царем ругулов, восстанавливает против него местные племена и кладет начало войне. Э., опираясь на доблесть троянцев и на своих новоприобретенных этрусских и аркадских союзников, одерживает победу над своими будущими верными друзьями и убивает Турна в единоборстве (он был уже готов пощадить его, но, как Ахилл не мог простить Гектору смерти Патрокла, так и Э. отвергает мольбы Турна, увидев на нем доспех аркадского царевича Палланта).

Этим эпизодом завершается эпос.

Бремя оказывается почти непосильным для героя: несмотря на то что все должное исполнено, он советует сыну Иулу брать пример с отца в доблести, но не в счастье.

Образ Э. у Вергилия обладает поистине трагическим звучанием. Сам поэт постоянно подчеркивает его благочестие и вопреки мифологии делает его едва ли не первым из троянских героев, равным божественному Гектору (чего, естественно, нет у Гомера). Однако брошенная возлюбленная делает положение Э. слишком уязвимым: если Данте понимал его именно так, как хотел Вергилий, лишь более широко – в католическом духе – толкуя миссию основателя Рима, то Ж.-Ф.

Лагарп, один из ведущих критиков французского классицизма, высоко ценя эпос Вергилия, все же пишет: “Безусловно, благочестивый Э. не заслуживает ни малейшего обвинения; он безупречен на всем протяжении поэмы, но, ни разу не будучи одушевлен страстью, он не пылает душой, и холодность его характера распространяется на все произведение”. А. А. Ахматова, например, любила говорить: “Ромео не было, Эней, конечно, был”, подчеркивая этим, что верные возлюбленные – большая редкость, но зато часто встречаются предатели в любви. (Интересна апология П. А. Катенина.)

Влияние образа Э. на позднейшую литературу далеко уступает влиянию самого эпоса, а последнее сказывалось только в кругах, получивших классическое образование и ценящих латинскую культуру (таковые характерны прежде всего для Франции и Италии). В России это влияние чувствуется у поэтов XVIII – начала XIX в. (так, Херасков в “Россиаде” и Катенин в “Андромахе” цитируют близко к тексту знаменитый сон Э., в котором Гектор говорит ему о неизбежности падения Трои и необходимости бегства).

Позднее под влиянием германской традиции установилось неприязненное отношение к латинской культуре (одним из наиболее решительных проводников которого был Белинский ), и эпос Вергилия стали считать совершенно искусственным, безжизненным произведением, а образу Э. отказывали в цельности. В середине века под эту неприязненную оценку был подведен научный фундамент, объяснявший все эти недостатки ложной концепцией эпоса у Вергилия (такое мнение распространилось и на знаменитых итальянских поэтов – Тассо и Ариосто). Эти концепции были отброшены в эпоху символизма ( Брюсов, переводчик Вергилия, написал несколько оригинальных стихотворений, посвященных Э., причем понимал его образ так, как того хотел римский поэт).

В позднейшие времена (вплоть до наших дней) чтение Вергилия стало уделом очень немногочисленного круга людей.

Герой поэмы-травести П. Скаррона “Перелицованный Вергилий” (1648-1652). Создав пародийный образ Э. и других персонажей Вергилия, Скаррон почти исчерпал жанр бурлескной поэмы. Это объясняется блистательным актерством и неистощимым остроумием французского поэта, который отнюдь не был новатором: его непосредственным предшественником является Джован-Батиста Лалли, написавший “Энеиду наизнанку” в 1633 году, а само слово “бурлеск” происходит от итальянского “бурла” (злая шутка).

Скаррон использовал два комических приема: анахронизм и снижение. Полностью сохраненная сюжетная линия Вергилия расцвечена деталями совершенно иной эпохи: Анхиз носит очки, Э. в результате брака с Лавинией получает пятнадцать тысяч ливров ренты, Дидона в ярости обзывает сбежавшего возлюбленного “швейцарцем” и т. д. Характер Э. также не претерпел особых изменений, но Скаррон довел до абсурда такие его черты, как покорность року, тщеславие, слезливость и вера во всевозможные приметы. Идеальный герой превращается в посмешище: внешне представительный и хорошо воспитанный, Э. чинно исполняет самые нелепые обряды, совершает массу глупостей, всячески увиливает от реальной опасности, ревет белугой по любому поводу и вечно попадает впросак.

Подобное отношение к классическому наследству получило неоднозначную оценку у современников – от резкого неприятия до восторженных похвал. У Скаррона возникли впоследствии свои подражатели.

Мода на травести не обошла славянские страны: в XVIII веке О. Котельницкий пишет “Энеиду”, “вывороченную наизнанку”, а в начале XIX века появляется прославленная “Энеида” украинского поэта И. Котляревского.