Элегия “Погасло дневное светило…” (Опыт комментирования крымской лирики)

Элегия “Погасло дневное светило…” была впервые опубликована в 1820 г. в журнале “Сын Отечества” (№ 46) без подписи под названием “Элегия” (II, 1079-1080).

В письме брату Льву из Кишинева от 24 сентября 1820 г. поэт указывал: “Ночью на корабле написал я Элегию, которую тебе присылаю; отошли ее Гречу без подписи” (XIII, 19). Это свидетельство находит подтверждение в воспоминаниях М. Н. Волконской (Раевской): “В ночь перед Гурзуфом Пушкин расхаживал по палубе в задумчивости и что-то бормоча про себя” .

Переход на парусном корвете

“Або” из Феодосии в Гурзуф состоялся в ночь с 18 на 19 августа 1820 г. Непонятно упорство, с которым сам факт ночного перехода и соответствующие свидетельства Пушкина и М. Н. Раевской отрицают оба издания “Летописи жизни и творчества” поэта. В конце концов, отправка Раевских и Пушкина в морскую дорогу из Феодосии в Гурзуф именно вечером подтверждается текстом элегии:

Погасло дневное светило; На море синее вечерний пал туман. (II, 146)

Игнорируя хронологию и специфику условий перехода на боевом корабле, некоторые исследователи (в частности, тот же М. А. Цявловский в его “Летописи”) датируют написание

стихотворения 18-19 августа 1820 г. Однако, ряд факторов говорит о том, что творческая история элегии была более сложной.

Это принято во внимание во втором издании “Летописи” . Во-вторых, если в 1820 г. в письме к брату Пушкин подчеркивает пережитое им творческое вдохновение во время морского перехода не входя в подробности, то в 1824 г. в “Отрывке из письма к Д.” поэт свои впечатления от ночи на корабле рисует более сложно, с разнообразными психо-логическими деталями: с одной стороны, “всю ночь не спал”; с другой, – Чатырдага в безлунную ночь за скрывшим берег туманом он “не раз-личил”, “да и не любопытствовал” (XIII, 251).

Аналогично об этом писал Пушкин в “Путешествии в Арзрум”, опубликованном в 1836 г.: “Я столь же равнодушно ехал мимо Казбека, как, некогда, плыл мимо Чатырдага” (VIII, 452). Если учесть, что географи-чески Чатырдаг прилегает к Алуште, то главные впечатления от берегов Крыма связаны, видимо, не с ночью, а с открывшимися утром окрест-ностями Гурзуфа, о которых почти идентично сказано и в письме к брату, и в “Отрывке”. Как уже доказано нами, поэт отправился спать до двух часов ночи (см. об этом подробнее в XII очерке наст. изд.).

Думается, что переход морем мог дать лишь толчок к созданию стихотворения, основная работа над которым шла уже в Гурзуфе.

Об этом же говорит (и это в-третьих) отчетливо ощущаемое в элегии и не скрываемое самим Пушкиным влияние Байрона. В 1825 г., под-готавливая собрание своих стихотворений, он намеревался назвать элегию “Черное море” и снабдить ее эпиграфом из английского поэта: “Good night my native land. Byron” (“Прощай, родная земля.

Байрон”). В изданиях “Стихотворений Александра Пушкина” 1826 и 1829 гг. элегия в оглавлении имела после современного названия “Погасло дневное светило” под-заголовок: “Подражание Байрону”.

Действительно, стихотворение Пушкина, как неоднократно отмечали исследователи, отчетливо связано своими основными мотивами с “Паломничеством Чайльд-Гарольда”. В частности, многочисленные переклички имеются между элегией и прощанием Чайльд-Гарольда в Песни первой, откуда позаимствован и несостоявшийся эпиграф (см. прощальную песню Чайльд-Гарольда между строфами 13 и 14). В прощании дважды встречается цитируемый Пушкиным стих, правда, с несколько иным порядком слов: “My native land – Good night!”

Налицо тематические переклички элегии и с некоторыми “прощаль-ными” стихотворениями Байрона. Сказанному соответствуют свидетельства мемуаров о том, что именно на юге, главным образом в Гурзуфе, через молодых Раевских (в первую очередь, через Н. Н. Раевского-младшего) Пушкин “открывает” для себя великого английского романтика. В Гурзуфе же он начинает серьезно учить английский язык и читает Байрона в оригинале [см. сводку сведений об этом: 286, с. 409-412].

Косвенное свидетельство со стороны самого Пушкина в пользу пред-положения, что элегия имела помимо реально-биографических еще и литературные корни, содержится в статье поэта 1836 г. о “Фригийских элегиях” В. Г. Теплякова, которая начинается строками, имеющими несомненный автобиографический подтекст: “В наше время молодому человеку, который готовится посетить великолепный Восток, мудрено, садясь на корабль, не вспомнить лорда Байрона, и невольным соучастием не сблизить судьбы своей с судьбою Чайльд-Гарольда. Ежели, паче чаяния, молодой человек еще и поэт и захочет выразить свои чувствования, то как избежать ему подражания? Можно ли за то его укорять?

Талант неволен, и его подражание не есть постыдное похищение – признак умственной скудости, но благородная надежда на свои собственные силы, надежда открыть новые миры, стремясь по следам гения, – или чувство, в смирении своем еще более возвышенное: желание изучить свой образец и дать ему вторичную жизнь” (ХII, 82).

Показательно, что далее Пушкин опять же приводит стих из прощания Чайльд-Гарольда, но уже не тот, который он в 1825 г. намеревался сделать эпиграфом к своей элегии, а другой: “Adieu, adieu, my native land!” (“Прощай, прощай, родная земля!”). В оригинале несколько иначе: “Adieu, adieu! my native land Fade o’er the waters blue…” (“Прощай, прощай! родной берег Пропал среди синих вод…”).

Достоинство стихов В. Г. Теплякова Пушкин усматривает и в том, что тот при всех явных признаках байроновского влияния “уже с первых стихов” “обнаруживает самобытный талант” (ХII, 82). Знак русской самобытности заложил в элегию и сам Пушкин, начав ее фактически с цитаты из стиха М. В. Ломоносова: “Достигло дневное до полночи светило “…”” . Поэтому в поисках параллелей к стихам элегии нельзя пренебрегать и национальными поэтическими традициями: тот же “бездонный Океан” и описание грозной морской стихии, окружающей “паломничество” Петра Великого в посвященной ему поэме М. В. Ломоносова. Таким образом, в элегии одновременно присутствуют и взаимодействуют друг с другом контексты трех плаваний по морю: самого Пушкина, Чайльд-Гарольда и Петра Великого.

Сказанное позволяет датировать элегию последней декадой августа – первой декадой сентября 1820 г.

В. П. Казарин

ЛИТЕРАТУРА Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками: В 2-х т. – Т. 1./Сост. вступ. очерки и прим. В. В. Куприна. – М.: Правда, 1987. – С. 344. Цявловский М. А. Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина. – М.: Изд-во АН СССР, 1951. – Т. 1. – С. 236-237 Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина 1799 – 1826 Сост.

М. А. Цявловский. – 2-е изд., испр. и доп.: М.: Наука, 1991. – С. 223-224. Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин. – Л.: Наука, 1978. – 460 с. Ломоносов Н. В. Избранные произведения. – М.; Л.: Совет. писатель, 1965. – С. 302-303.