“Душа в заветной лире…” (об универсальности А. С. Пушкина как писателя)
Гений Пушкина универсален. Эта универсальность, в частности, проявляется в том, что в своем поэтическом, прозаическом и драматургическом творчестве Пушкин охватил практически все предшествующие эпохи развития мировой литературы. В его литературном наследии запечатлены традиции фольклора (сказки) и мир древности (“Муза”, “Египетские ночи”, “Роман (бессмертное произведение) о Петронии”), персонажи литературы Средневековья (“Жил на свете рыцарь бедный…”, “Скупой рыцарь”, “Пир во время чумы” и др.), Возрождения
В каждой эпохе Пушкин чувствовал себя как дома, с завидной легкостью усваивая и творчески переосмысляя ее художественные открытия. Эта открытость поэта всем временам придает его художественной мысли воистину всемирный масштаб.
Столь же универсальной в своем многообразии предстает и лирика русского Ариона: в ней нашли отражение едва ли не все темы и жанры, которые
Оно ощутимо и в лучезарно-светлой сказке “Руслан и Людмила” (1820), запечатлевшей свойственное романтизму тяготение к фантастическим фольклорным сюжетам; и в вольнолюбивых стихотворениях “Вольность” (1817), “К Чаадаеву” (1818), “Деревня” (1919), в которых характерный для романтиков конфликт идеала и обыденности преобразился в сочетание обличительной критики самодержавной действительности со страстными призывами к свободе; и в героях экзотических “южных” поэм “Кавказский пленник” (1821), “Бахчисарайский фонтан” (1823), “Цыганы” (1824), явственно напоминающих персонажей “восточных” поэм Байрона; и в пейзажных или любовных стихотворениях раннего периода пушкинского творчества.
Однако уже под конец своих скитаний по южным окраинам Российской империи Пушкин признавался в письме к кишиневскому приятелю В. П. Горчакову в том, что не может всерьез отождествлять себя с “разочарованным” героем романтиков. В Михайловском же поэт окончательно распрощался с романтическими “безумствами” юности, научился реалистически смотреть на мир и направил свою лирику на путь максимального приближения к естественному течению жизни и естественному же голосу сердца. Бурные эмоции в его стихах сменились мягкими, “лелеющими душу” интонациями, страстный протест против действительности – светлой грустью, едкая романтическая ирония – изящной насмешкой, поиск броских художественных средств – стремлением к “нагой простоте” поэтической речи.
Так, в лирике Пушкина зазвучал голос благодарного приятия всей полноты бытия, открывающейся в лучших дарах жизни – любви и дружбе (даже если любовь приносит мучения, а дружбу сотрясают испытания) и не исчезающей в самые горькие минуты. Это был голос глубокой человечности, взыскующий милости к падшим и благословения процветающим; голос истинного “сына гармонии”, знающего о том, что ему не избежать страданий, но все же уповающего на то, что “меж горестей, забот и треволненья” ему посчастливится насладиться доброй улыбкой судьбы.
Пушкинская гармония не похожа ни на отстраненно-сдержанную гармонию античных мастеров слова, ни на вызолоченную рациональной мыслью гармонию классицистов; в ней всегда ощущается трепет живого сердца, познавшего душевную боль и надежду на счастье, излучающего сострадание и небезразличного к судьбам человечества. Как на главную заслугу Пушкин указал на эту особенность своей лирики в стихотворении “Памятник”, в котором, подводя итоги пройденного творческого пути и говоря о бессмертии собственной поэтической славы, провозгласил:
И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокий век восславил я СвободуИ милость к падшим призывал.
Это стихотворение, написанное по следам оды древнеримского поэта Горация, стало своеобразной эмблемой творчества А. С. Пушкина.