Дуэль Печорина с Грушницким (Анализ эпизода из главы “Княжна Мери” романа М. Ю. Лермонтова “Герой нашего времени”)

В центре романа Лермонтова “Герой нашего времени” стоит проблема личности, “героя времени”, который, вбирая в себя все противоречия своей эпохи, в то же время находится в глубоком конфликте с обществом и окружающими его людьми. Этот конфликт определяет образную систему произведения. Все персонажи группируются вокруг главного героя – Печорина, и, вступая с ним в разнообразные отношения, помогают выделить ту или иную черту его личности.
По своему характеру Печорин романтик байронического типа. Он, личность яркая, сильная и крайне

противоречивая, выделяется на фоне всех остальных героев и сам осознает свою неординарность, презирая других людей и стремясь сделать их игрушками в своих руках. Интересно, что и в глазах, окружающих он тоже предстает в ореоле романтического героя, но отношение к нему неоднозначно. Все это проявляется во взаимоотношениях Печорина и Грушницкого, изображенных в главе “Княжна Мери”.

Грушницкий – антипод Печорина. Он. личность вполне ординарная и заурядная, всеми силами старается выглядеть романтиком, человеком необычным. Как иронично замечает Печорин, “его цель – сделаться героем романа”.

/> С точки зрения раскрытия характера “героя времени”, псевдоромантизм Грушницкого подчеркивает глубину трагедии истинного романтика – Печорина. С другой стороны, развитие их взаимоотношений определяется тем, что Печорин презирает Грушницкого, смеется над его романтической позой, чем вызывает раздражение и злость молодого человека, который поначалу с восторгом смотрит на него. Все это ведет к развитию конфликта между ними, который обостряется тем, что Печорин, ухаживая за княжной Мери и добиваясь ее расположения, окончательно дискредитирует Грушницкого.
Все это приводит к их открытому столкновению, которое заканчивается дуэлью. Эта сцена очень важна как для понимания характера Печорина, так и для общей концепции романа. Она вызывает в памяти другую сцену дуэли – из романа Пушкина “Евгений Онегин”.

Это неудивительно: если Печорина еще Белинский назвал “Онегиным нашего времени”, то и Грушницкого часто сравнивают с Ленским. Основания для этого имеются вполне достаточные.
Ленский и Грушницкий представляют собой тип романтика, берущего прежде всего внешнюю сторону романтизма – манеру поведения, восторженную речь, стиль одежды, – что сразу вызывает сомнение в его подлинности. Оба молодых человека восхищаются своим старшим товарищем (соответственно, Онегиным и Печориным), прислушиваются к его суждениям, а потом, разозлившись на него из-за ухаживания за девушкой, которая была для них предметом романтического увлечения и далее любви, вызывают на дуэль. Оба оказываются убиты на дуэли.

Но, пожалуй, именно разница в этой сцене наиболее ярко выражает и различие двух этих образов и их места в каждом из романов.
Дуэль Ленского, каким бы ничтожным ни казался ее повод, серьезна и по-настоящему трагична. Ленский, увлеченный своим воображением, готов на самом деле положить жизнь за честь возлюбленной. Он смело идет до конца и погибает, отстаивая свой, пусть и не вполне правомерный, взгляд на жизнь.

Он человек, безусловно, честный и благородный, и гибель его вызывает искреннее сожаление и сочувствие автора и читателей. Пушкин отмечает, что, “может быть, и то: поэта / Обыкновенный ждал удел”, – то есть внешняя сторона его романтизма могла со временем исчезнуть, обнажив натуру вполне заурядную. Но в то же время автор не исключает и того, что романтизм Ленского мог быть по-настоящему серьезен и отражать подлинную неординарность его личности.
Дуэль Грушницкого – грязная игра от начала и до конца. Вместе с драгунским капитаном он еще до открытого столкновения с Печориным задумал “проучить” его, выставив перед всеми трусом. Но уже в этой сцене для читателя очевидно, что трусом является сам Грушницкий, который соглашается на подлое предложение драгунского капитана оставить пистолеты незаряженными.

Печорин случайно узнает об этом заговоре и решает перехватить инициативу: теперь уже он, а не его противники, ведет партию, задумав проверить не только меру подлости и трусости Грушницкого, но и вступив в своеобразный поединок с собственной судьбой.
Вернер сообщает Печорину о том, что планы противников изменились: теперь они задумали зарядить один пистолет. И тогда Печорин решает поставить Грушниц-кого в такие условия, чтобы тому не оставалось ничего другого, как либо признать себя перед всеми подлецом, раскрыв заговор, либо стать настоящим убийцей. Ведь возможность просто удовлетворить свою месть, слегка ранив Печорина и не подвергая себя самого при этом опасности, теперь была исключена: Печорин потребовал, чтобы дуэль проводилась на краю обрыва и стреляли по очереди.

При таких условиях даже легкая рана противника становилась смертельной.
Очевидно, что по сравнению с дуэлью Ленского и Онегина, ситуация здесь намного острее. Там исход дуэли в какой-то мере предрешен только тем, что Онегин, опытный в такого рода делах человек, имеет преимущество перед молодым и неопытным противником, к тому же еще находящимся в крайне нервном состоянии. И все же для Онегина гибель друга – неожиданный и страшный удар.

В дальнейшем мы узнаем, что именно эта история стала для Онегина начатом коренного пересмотра своих жизненных позиций, в результате приведшего к отказу от романтического индивидуализма и открывшим путь к истинной любви.
У Лермонтова, при всей важности ее идейно-композиционной роли, сцена дуэли Печорина с Грушницким, очевидно, не может рассматриваться как центральный эпизод всего романа, хотя в данной главе она в какой-то мере таковой все же является. Но никак нельзя сказать, что эта история изменила в существенных чертах жизнь Печорина, повлияла на изменение его характера и внутреннего облика. В результате дуэли с Грушницким Печорин оказывается в отдаленной крепости, рассказ о которой открывает роман (повесть “Бэла”).

Так что к тому моменту, когда происходят события в “Княжне Мери”, читателю уже хорошо известно, что и там, в крепости, Печорин остался таким же, как и здесь. Дуэль для него – лишь один из аргументов в его постоянном споре с окружающими его людьми, с самим собой и своей судьбой.
Проблема судьбы в романе является важнейшей, окончательное ее решение будет представлено только в заключительной части – философской повести “Фаталист”. Но вопрос о судьбе так или иначе ставится и в других его частях. В сцене дуэли Печорин тоже решает испытать свою судьбу: “Что, если его счастье перетянет? Если моя звезда, наконец, мне изменит? – думает он накануне дуэли. – И немудрено: она гак долго служила верно моим прихотям; на небесах не более постоянства, чем на земле”.

Как и затем в “Фаталисте”, Печорин предлагает довериться фортуне: они с Грушницким бросают жребий, кому стрелять первым. И счастье улыбнулось противнику.
Но спор Печорина продолжается. У него есть еще время, чтобы все изменить – достаточно сказать, что он знает о заговоре. Именно этого ждет от него его секундант доктор Вернер. Но Печорин хочет испытать Грушницкого, в котором борются противоречивые чувства: стыд убить безоружного человека и раскаяние, боязнь признаться в подлости и одновременно страх перед смертью.

Печорин, несмотря на угрожающую ему самому смертельную опасность, смотрит на бедного молодого человека с любопытством, как на подопытного кролика. Ведь он сознательно поставил “эксперимент”, чтобы проверить человеческую натуру: чего в ней больше – подлости, злобы и страха или раскаяния и добрых порывов. “С минуту мне казалось, что он бросится к ногам моим”,- думает Печорин о Грушницком, которому предстоит стрелять. В какой-то момент кажется, что совесть и добрые начала могут возобладать в нем: “Не могу, – сказал он глухим голосом”.

Но окрик драгунского капитана-“трус!” – возвращает все на свои места: Грушницкий привык позировать и не может изменить своей привычке: он стреляет и чуть не убивает Печорина, поскольку ранит его в колено.
Дальше дело за Печориным. Если ранее он пытался разобраться в психологии поступков Грушницкого, то теперь его тонкий аналитический ум, как под микроскопом, рассматривает все мельчайшие движения собственной души. Что в ней: “и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба”?

Объяснить себе это сложное чувство герой так и не может.
Но испытание Грушницкого продолжается. Печорин еще раз предлагает ему отказаться от клеветы и попросить прощения. Зачем ему это нужно? Я думаю, не только – для “чистоты эксперимента”.

Чуть ранее Печорин, предоставляя возможность бросить жребий, думает о том, что “искра великодушия”, которая могла бы проснуться в Грушницком, наверняка будет побеждена “самолюбием и слабостью характера”. Он, знаток человеческих душ, прекрасно изучивший Грушницкого, в этом не ошибся. Но есть и еще один аргумент, касающийся его самого: “Я хотел дать себе полное право не щадить его, если бы судьба меня помиловала”.

И дальше он точно соблюдает эти “условия с своею совестью”, заключенные здесь.
После того, как Печорин требует зарядить пистолет, он последний раз взывает к Грушницкому: “Откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все… вспомни – мы были когда-то друзьями”. Что это: искренне желание мирно кончить ссору или нечто иное? Если учитывать весьма специфическое отношение Печорина к дружбе (фактически он в нее не верит, а уж тем более о дружбе с Грушницким вообще говорить проблематично), а также его взгляды на врагов (“Я люблю врагов, но не по-христиански”), то можно сделать следующий вывод.

Печорин уже убедился в слабости Грушницкого, он уже выставил его полным подлецом и трусом перед всеми, и теперь борьба с ним стала для него неинтересной: слишком ничтожен оказался противник. И тогда Печорин, дергая за нужные веревочки, как кукловод, добивается того, чтобы иметь перед собой настоящего врага: “Стреляйте! – кричит Грушницкий. -…Нам на земле вдвоем нет места…” Это уже не просто слова отчаяния насмерть испуганного мальчишки. И Печорин хладнокровно убивает Грушницкого, заключая разыгранную только что сцену словами: “Finita la commedia”. Комедия, но такая, в которой играют настоящие люди, а не актеры, и погибают они по-настоящему.

Поистине, жестокая комедия!
А как чувствует себя ее режиссер? “У меня на сердце был камень”, – отмечает Печорин. Даже природа, с которой у него, в отличие от людей, не было противоречий, и та как будто осуждает его: “Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели”. Не случайно всю сцену обрамляет пейзаж: прекрасное описание “голубого и свежего” утра в начале показывает то единственное, что по-настоящему дорого ге-рою-романтику: “В этот раз, больше чем когда-нибудь прежде, я любил природу”. Описание места дуэли на скале и мрачной пропасти внизу также вполне соответствует духу и настроению героя.

А уехав после дуэли далеко от людей и проскакав на коне по незнакомым местам до вечера, Печорин вновь обретает душевное спокойствие. Романтик остался романтиком: жизнь человека для него ничего не стоит по сравнению с могуществом и красотой природы, а своя индивидуальность всегда будет значительнее и важнее, чем все, что касается других: “Какое дело мне до радостей и бедствий человеческих!..” – эта позиция героя осталась неизменной.
Можно ли оправдать ее? Автор не скрывает двойственного отношения к своему герою, но он – сам романтик и, вероятно, для него в чем-то поведение Печорина было если не ближе, то, по крайней мере, понятнее, чем нам. Может быть, он и сам решился в свое время поставить такой “эксперимент” со своим давним приятелем Мартыновым?

Но жизнь оказалась более жестокой к своему герою – пуля Мартынова пробила навылет сердце поэта. Таков трагический финал дуэли, протянувшей нить из художественного мира романа в мир реальный.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Дуэль Печорина с Грушницким (Анализ эпизода из главы “Княжна Мери” романа М. Ю. Лермонтова “Герой нашего времени”)