Цивилизация острова Линкольн
Жюль Габриэль Верн в науке XIX и XX веков был всепроникающей невидимой силой, о присутствии, влиянии которой говорили геолог Обручев, инженер Маркони, полярник Нансен, аэродинамик Жуковский, химик Менделеев, Циолковский, создатель подводных и воздушных аппаратов Пикар, космонавты и писатели, поэты и футурологи…
1828 год. Уже ушли в историю французская революция и Наполеон, уже установилась почти спокойная жизнь при Бурбонах, уже только в детских воспоминаниях отцов и матерей и в памяти о молодой зрелости дедов и бабушек остался XVIII век.
Но
Восьмого февраля в мире парусников, темных улиц, масляных фонарей, конских выездов, бронзовых канделябров, гладкоствольных пушек, вечных бретонских виноградников, распространяющихся сомнений в существовании Бога, в мире уже круглой Земли, в мире заморских товаров, недавно открытой планеты Уран и только открываемых первых астероидов родился мальчик, сказавший впоследствии, уже будучи
Рассказывая школьникам о Жюле Верне, надо не забыть рассказать про чуть-чуть не состоявшийся побег отрока из дома на шхуне, про бестолковое пятнадцатилетие пребывания в Париже, писание пьес, которые почти не ставили, водевилей, одобряемых в узких дружеских кругах, поэм и рассказов, не замечаемых читателями… Убегая от Фемиды (ради служения которой отец направил Жюля в Париж) в поисках Урании, Верн женится на состоятельной вдове и пытается делать деньги на бирже.
Есть только одна странность, особенность в этой нормальной биографии молодого более-менее обеспеченного француза – ее величество КАРТОТЕКА: тысячи и тысячи карточек с описанием морей, зверей, растений, путешествий, изобретений и открытий.
Но на пороге 60-е годы, и в них какой-то великий всемирный запас энергетики: Дарвин уже написал об эволюции видов, Маркс приближается к “Капиталу”, Менделееву вот-вот приснится Периодическая система, Лев Толстой любуется Наташей и переживает за Андрея Болконского, Флобер пишет “Саламбо”. Уже появились спички и марки, газовое освещение и телеграф, Железная дорога, лайнер “Грейт Истерн”, почти открыт закон сохранения энергии, а физики и физиологи начинают докапываться до душевных проявлений человека, сводя их к нервам и рефлексам.
1862 год. Случай и закономерность соединяют тридцатичетырехлетнего Верна и издателя и редактора Пьера Жюля Этцеля. Из этой встречи высекается искра “романа о науке”, разгораясь многолетним то ослепительным, то ослабевающим, но не гаснущим более полувека огнем, пережившим на двадцать семь лет Этцеля и на девять лет самого Жюля Верна (новые, дописанные сыном Мишелем романы выходили и после его смерти).
1905 год. Почти ослепший, слабый (диабет), седой Жюль Габриэль Верн уходил, оставив мир, который он выдумал, описал и в именовании которого участвовал: мир фонографа и телефона, электрических машин и электрического освещения, самолета и радиотелеграфа, рентгена и трамвая, автомобиля и печатной машинки Ремингтон.
Собственно, мы еще три четверти столетия жили в мире, из которого ушел Жюль Верн. Мир начал переворачиваться заново только в 80-90-е годы ХХ века усилиями компьютера, Интернета и мобильного телефона.
Рассказывать о Жюле Верне – это рассказывать о “L’ile mysterieuse” – “Таинственном острове” .
1874 год. Новый Роман Жюля Верна по частям поступает в хозяйство Этцеля и печатается из номера в номер в “Журнале воспитания и развлечения”. В начале 1875 года “Остров” становится книгой и в этом же году переводится на русский язык.
Кто они, герои “Таинственного острова”?
Инженер Сайрес Смит. Ученый-воитель, 45 лет. Классический американец своего века: высокий, жилистый, целеустремленный, упорный. Даже если его цель уничтожена, долг – работать!
Работать и наблюдать! Наблюдать и работать! Его девиз: “Упорствуя в делах, не нуждаюсь в успехе”.
Вера инженера Смита – вера в рациональное устройство мира, доверие к науке и изобретательство. Знание имеет смысл, если оно нужно для дела. Дело рождает мысль.
Знание, воплощенное в дело, и есть миссия человека.
Журналист Гедеон Спилет Во многом похож на Сайреса Смита. Но чуть меньше годами, с чуть меньшими умениями, немного не дотягивает до самоактуализации – стремление победить Пенкрофа, стремление первым сказать “А!” (где можно подождать и сказать “Б!”) занимает не меньше места в его душе, чем порыв проявить себя. Его роднит с Сайресом наблюдательность, энергия, физическая закаленность, смелость. Но наблюдательность Спилета и его любознательность менее деятельны: не столько понять и сделать, сколько узнать и сообщить, поведать миру.
На острове Линкольн он единственный, для кого острова мало, – единственный, кого хоть иногда гложет тоска по своей Профессии.
Наб, Нахвудоносор. Нет, конечно, просто Наб. Из того же теста, что Смит и Спилет. Сила, энергия, смелость, сообразительность.
Но тесто выпечено в другой социальной печи. Поэтому непосредственен, проворен, предан хорошим людям и первому из хороших, инженеру Смиту. Его бойкость и умелость соединены в редко удачном сплаве с кротостью и услужливостью.
Источник – неколебимая вера в справедливого, доброго хозяина. Энергия и общительность Наба чуть подкрашена красками сентиментальности и скрываемой верой в чудесность и справедливость устройства мира.
Моряк Пенкроф. Рослый, крепкий, зоркий (“глаза – телескопы”), не совсем понятного возраста (35? 40?
Скорее верна вторая цифра: не столько по судьбе, сколько по его отношению к Герберту, Спилету, Смиту). Плотник, портной, садовник, землепашец, животновод, кораблестроитель и кораблеводитель. Его вера, его кредо – жизненный опыт. Для Пенкрофа в мире существует только то, что было в его опыте, или, в крайнем случае, то, что есть предмет теперешнего его делания.
Все иное – повод для невероятного удивления, недоумения и серьезного сомнения.
Герберт Браун. В начале романа ему пятнадцать, в конце – девятнадцать. Остров Линкольн – его университеты. Смелость, поддержанная верой в Пенкрофа и в образ отца-капитана.
Ум, прилежность, великодушие, приличный кругозор и жажда знаний. Поиск жизненных образцов. Здесь везенье – на его пути оказался инженер Смит, символ всего и вся: знания, ума, смелости, заботы…
Что еще нужно тинейджеру для того, чтобы взрастилась в нем разумная смелость, любознательность и гордость успехами?
И еще бывший беглый каторжник и отшельник Айртон – как воплощение пробуждающейся совести.
Но никто из них не станет героем романа. Герой романа – их сообщество, общность, КОМАНДА ОСТРОВА ЛИНКОЛЬН.
Для рассказа о команде недостаточно представить ее состав. Надо назвать те черты, ценности, особенности, которые скрепляют, соединяют людей в новую надличностную силу.
Каков же стиль, какой же психологический склад, какие ценности и особенности команды острова Линкольн? Базовые общие ценности: Свобода! Уважение! Доверие!
Ценности-дополнения: Действенное знание, Смелость – Храбрость, Неуныние. А каковы качества команды? Доверие, воплощенное во взаимной заботе. Направленность не столько на людей, сколько на задачу (исключений немного: поиски Смита, болезнь Герберта, “пробуждение” Айртона).
Взаимодополнительность как стиль действия. Деликатность как стиль общения (замечательно это проявляется в обращениях: “спасибо, друг мой”, “дружище”, “голубчик”, “дитя мое”, “ну что, милейший”, “дорогой мой”, “дорогой Сайрес”, “друзья мои”…).
Но кроме команды острова Линкольн в романе еще три особенных персонажа: Айртон, капитан Немо и Автор.
Айртон – наиболее меняющийся герой “Таинственного острова”. Его путь – путь от животного, через появление еще не совсем человеческого чувства доверия (доверчивы и звери) к воспоминаниям, открывающим дверцу к переживаниям, к пробуждению совести и только из этого (из памяти, чувств, совести) – возвращение сознания, осознанности происходящего, возможности понять и адекватно оценить отношение и действия сотоварищей, и только поэтому появление открытости и укрепление чувства достоинства.
Капитан Немо И колонисты, точнее, отношение колонистов к нему – вторая эволюционная тема романа. Пунктиры этой эволюции: от осознания наличия тайны острова – к восприятию таинственной силы как блага – к поиску простых объяснений тайны – к преувеличению ее значимости для жизни колонии – к жажде понять “благодетеля”. Встреча с носителем тайны, с острым чувством совпадения ожидаемого (чудесного) и несовпадения (немощь Немо), чувство благодарности и жалости, отказ судить, ощущение потери защищенности и боязнь разрушения мира.
Теперь об Авторе, точнее его образе в романе. Рассказчик, несомненно, романтик, но особый тип романтика – не столько переживающий, сколько действующий ради возвышенных целей. Роман (бессмертное произведение)тичность Автора наиболее выпукло отражается в использовании “повышающих” эпитетов. В романе “превосходные” дичь, канаты, суп, обезьяны, здоровье, вооружение, деревья…; “великолепные” дерево, гончая, картина, звери…; “чудесные” пейзажи, действия, опушка леса…; “прекраснейшие” орудия, и снова деревья, и опять опушка… (деревья, судя по всему, особая симпатия автора – они и превосходные, и прекрасные, и великолепные, и славные).
А еще есть “отменный” аппетит и обед, “невероятное” мужество и “невероятная” жара, “славные” труженики, “безбрежное” море, “необозримое” лесное царство, “необыкновенная” бухта…
Второй лик автора – лик практика, техника, деятеля. Об этой особенности романа много писали, начиная с самого Жюля Верна. И все-таки…
Герои романа учатся. Роман (бессмертное произведение) – школа деланья и деяния.
Мы узнаем, как сделать кирпич, цемент, горшок, железо, мыло, свечи, порох (знаменитый обманный пример), сахар, лодку, стекло, сукно, проволоку, фото, электрическую батарею… Нам становится известен способ определения географической долготы и широты, обработки раны, сохранения тепла и даже эскимосский прием ловли волков.
Но, пожалуй, достаточно про роман как технологическую вещь. Не забудем, что “Таинственный остров” – ФАНТАСТИЧЕСКОЕ произведение. И его фантастичность не сводится к теме “Наутилуса” и капитана Немо.
Начнем с того, что “Таинственный остров” – роман альтернативной геобиологии. Об этом тоже немало говорилось читателями и критиками. Совместное существование таких и этаких животных, тех и этих растений не просто невозможно на острове Тихого океана, но нигде на Земле.
Конечно, экология с ее биоценозами, популяциями и прочими описанными в ХХ столетии феноменами в ХIХ веке почти не существует, но эрудиция, ум и КАРТОТЕКА Верна подтверждают сознательное построение автором альтернативной геобиологии.
Наиболее прозрачна в романе научно-техническая фантазия. Фантастичен не только “Наутилус” – это само собой, но и телеграф (созданный на острове колонистами вид телеграфа в 1867 году нигде на Земле не существовал). В романе найдется несколько вполне футуристических страниц.
В рассуждении Сайреса Смита о будущей технологии отсутствует кровь ХХ века – нефть! Но зато фактически прогнозируются водородные двигатели – то, над чем работают инженеры ХХI века.
Несомненно фантастична психология героев. Дело не в их идеальности – какие есть, такие и есть – дело в отсутствии в них значительного пласта душевного мира: мира близких, мира любви, семьи, детей. В колонии только три штриха, относящиеся к этим мирам: квазиродственные отношения Пенкрофа и Герберта, упоминание семьи наряду с родиной в идеологической, так сказать, речи Сайреса Смита и воспоминания Немо.
Для Наба, Смита, Спилета этот пласт души не существует – и в этом большая фантастика романа.
Наконец, самая таинственная фантастическая черта романа – знаменитые временные сдвиги. Профессор Аронакс попадает на “Наутилус” в 1863 году (“20 тысяч лье под водой”), колонисты встретятся с Немо в 1868 году и из его рассказа узнают, что с той истории с Аронаксом прошло не пять лет, а двадцать четыре года! Айртона высаживают на остров Табор в 1865 году, а находят его колонисты через двенадцать лет – в 1867 году (!?).
Как совместить бедному читателю в своем сознании эти несоответствия, не ступив на путь шизофрении? Говоря психологическим языком двадцатого века, как читателю справиться с когнитивным диссонансом (противоречиями между личностно значимой информацией из разных источников)? Разумеется, автор прекрасно знал эти несуразности и нашел ответ, к которому не придерешься: “Так решил сочинитель из художественных соображений”.
Подведем итоги. О чем же роман “Таинственный остров”?
– Это история о превосходных людях.
– Это рассказ о силе изобретательства и трудолюбии как силе.
– Это повествование о создании цивилизации людьми, несущими в себе культуру (ценность знания, деятельности, нравственности).
В романе есть три замечательных символа истории “цивилизации острова Линкольн”: посадка зерна, из которого вырастает хлеб; строительство корабля, который может расширить мир; разрушение острова как символ исчезающего смысла существования, который герои вернули, построив заново мир колонии Линкольна на просторах (тоже слегка фантастических) Соединенных Штатов.