Что является сюжетообразующим началом комедии “Вишневый сад”?

Единое сюжетное движение синтезирует внешнее действие (событийный ряд) и внутреннее его проявление (эмоционально-смысловой ряд). В центре внимания Чехова – повседневное течение жизни, течение времени. Внешний сюжет пьесы – имение идет с молотка – перекликается с внутренним сюжетом: человек в потоке времени – “…время идет”. И в этом – важнейший философский конфликт пьесы.

В своей последней пьесе Чехов размышляет о том, что делает с человеком время и в какие отношения вступает он с этой неостановимой и бесстрастной силой.

Ход

времени

Уже современники Чехова заметили, что “главное невидимо действующее лицо” в его произведениях – “беспощадно уходящее время” (В. Курдюмов). Пьеса “Вишневый сад” дает почти “физическое ощущение текучести времени”.

Его неумолимый ход – главный нерв внутреннего сюжета комедии.

В “Вишневом саде” внешнее действие охватывает время с мая по октябрь. Первый акт пьесы переполнен указаниями на конкретное время. На два часа опоздал поезд.

Пять лет назад уехала из имения Раневская. Шесть лет назад умер ее муж, а спустя месяц утонул семилетний сын Гриша.

Лопахин вспоминает, как он, пятнадцатилетним, впервые увидел Раневскую.

По мере развития действия время отступает в неопределенное прошлое: “Я тут спала, когда была маленькой…” (Раневская); “В прежнее время, лет сорок-пятьдесят назад…” (Фирс); “Шкаф сделан ровно сто лет тому назад” (Гаев).

В настоящем времени живет один персонаж – Лопахин. С его реплики: “Который час?” – начинается действие. Он контролирует время (авторские ремарки не раз указывают, что он смотрит на часы) и не опоздает на поезд: “Мне сейчас, в пятом часу утра, в Харьков ехать”. Лопахин поставлен в жесткие рамки настоящего, и возможно, поэтому он наиболее чутко улавливает ход времени.

В первом действии Лопахин дважды повторит: “Время идет”, прежде чем назовет дату рокового аукциона – двадцать второе августа. Практически все персонажи в первом действии пребывают в неком пограничном состоянии сна и яви. Они вспоминают прошлое, которое для них оказывается большей реальностью, нежели настоящее.

Их мир – мир призрачных грез, чуждый действительности. “Посмотрите, покойная мама идет по саду…” – радостно восклицает Раневская.

Лирико-элегический тон первого действия, опрокинутого в прошлое, сменяет во втором действии философский диспут о “гордом человеке”, который происходит в поле, у заброшенной часовенки, перед заходом солнца. Бегство от настоящего в будущее чревато не менее горькими потерями, чем погружение в прошлое. Внимая Пете Трофимову, пророчествующему о будущем человечества, герои не слышат предупреждения Лопахина, развивающего заявленную в первом действии тему времени: “Надо окончательно решить – время не ждет”.

Настоящее требует не восклицаний, но поступков и решений, однако чеховские герои на них не способны. В этом смысле Петя Трофимов близок Гаеву и Раневской. Абсурдность этих персонажей в том, что они утратили ощущение реальности.

Неспособность к проявлению сильного чувства ставится у Чехова в прямую зависимость от отношений персонажа со временем. Душевные привязанности одних остались в прошлом (сюжетная линия Раневская – парижский любовник), другие, устремленные в будущее, растеряли свои человеческие качества (“…Мы выше любви” – Петя Трофимов). Практически все чеховские герои лишены способности любить, ибо это чувство требует душевных затрат и живет только в настоящем.

Третий акт – встреча с настоящим, сопротивляться которому бессмысленно. В нервозной обстановке “бала некстати” отражаются ритм текущей жизни, стремительность, с которой сменяются события. В этом контексте ликование нового хозяина: “Вишневый сад теперь мой!” – обнажает комичность притязаний человека остановить время и ограничить его рамками “теперь”.

Впрочем, в монологе Лопахина зазвучала неожиданная для него тема: “Я сплю, это только мерещится мне, это только кажется…” Интуитивно он чувствует иллюзорность победы: “О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь”.

Дом пока еще не продан, но предчувствие Раневской, высказанное во втором действии (“Я все жду чего-то, как будто над нами должен обвалиться дом”), оправдывается. Он и правда “обвалится” под бравурную мелодию лезгинки и “топотанье” Лопахина.

Четвертое действие в пьесе наиболее динамичное. Авторская ремарка “пустота” – нейтральный фон ускорившемуся, почти осязаемому ходу времени: счет идет на минуты. Лопахин объявляет: “На дворе октябрь, а солнечно и тихо, как летом. Строиться хорошо. (Поглядев на часы, в дверь.) Господа, имейте в виду, до поезда осталось всего сорок шесть минут!

Значит, через двадцать минут на станцию ехать. Поторапливайтесь”.

Раневская в этом действии предстает в ином временном измерении: “Минут через десять давайте уже в экипажи садиться…”; “Еще минут пять можно”; “Ведь одна минута нужна, только”; “Я посижу еще одну минутку”. Меняется ритмический рисунок образа. В этой “минуте” – вся прошлая жизнь: “Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!.. Прощай!..”

Персонажи пьесы вдруг осознают быстротечность времени: “…А жизнь знай себе проходит” (Лопахин); “Да, жизнь в этом доме кончилась…” (Варя); “Жизнь-то прошла, словно и не жил…” (Фирс). Внутренний сюжет пьесы – то, что не случилось, не произошло. Что значит утрата имения по сравнению с прожитой жизнью, которую не заметил, словно и не жил!

Встречи в доме и прощания в “пустоте” отражают глубинный конфликт пьесы – человек в уходящем времени, что превращает комедию “Вишневый сад” в пьесу о жизни и смерти. Конфликт человека со временем неизбежен, и здесь равны все – и побежденные, и победители.

Время в пьесе Чехова становится не только сюжетообразующим фактором, но и главным действующим лицом, заключающим в себе глубокий философский подтекст.