Что услышал Блок в “музыке революции”? (По поэме “Двенадцать”)

Что услышал Блок в “музыке революции”? (По по­эме “Двенадцать”.)

“Страшный шум, возрастающий во мне и вокруг”, – отмечает Блок в записной книжке в день окончания “Двенадцати”. Это хаотическое многозвучие переломно го времени врывается в поэму с петроградской улицы.

В поэме “Двенадцать” и стихотворении “Скифы” новейшие социально-исторические события и общественные настроения, собственное ощущение рушащегося мира Блок осмысливает в связи с творческими поисками предшествовавших лет, в соотнесении

с духовными образами и философскими идеями, волновавшими человечество веками.

Ведущий художественный принцип в “Двенадцати” – контраст. Черное и белое, старое и нарождающееся, жизнь и смерть борются “на всем божьем свете”, в революционном городе, в душах героев. Контрастны не только образы, но и ритмы.

Старый, сметаемый революционной бурей мир изображается поэтом без сочувствия. Образ паршивого пса – итоговая метафора мира, обреченного на слом. Но пес все-таки не отстает и от двенадцати “апостолов нового мира” (показательно не только число 12, но и названные имена красногвардейцев

– Петр, Андрей повторяющие имена евангельских апостолов): прошлое продолжает жить в их душах. Шествие двенадцати со провождается грабежами, гульбой, насилием.

Револю­ционный пожар – необходимость, но одновременно – страшная трагедия.

Поэма Блока выдержана в традициях символистской образности. С этой точки зрения нужно воспринимать ее сюжет и героев. Ванька – не просто враг револю­ции, буржуй, но предатель, тем более достойный мести, уничтожения. Против него обращена ненависть две­надцати.

Катька – случайная жертва. Но никто, кроме любившего ее Петрухи, не пожалел о свершившемся. Сами двенадцать не обращают внимание или не способ­ны увидеть, различить главного из того, что соверша­ется ими, что сопровождает их путь.

Бросили – “лежи ты, падаль, на снегу” – убитой Катьке, стреляют и в того, кто сквозь метель “машет красным флагом”.

Блок считал Катьку и Христа важнейшими симво­лами поэмы. Катьку он хочет видеть на обложке, когда разговаривает о подготовке отдельного издания поэмы с художником Ю. Анненковым: “Катька – здоровая, толстомордая, страстная, курносая русская девка; све­жая, простая, добрая… (здоровая и чистая, даже – до детскости)”. Ее и образ Христа поэт “связывает” в трактовке живописного замысла световым лучом и та­кой деталью, как выпавший крестик.

Катька – это красота, но красота падшая. Вовсе не обязательно прекрасное, посещавшее и “старый мир”, должно быть уничтожено. Не в этом задача революции. Катька гибнет случайно.

Но вот смена общественного идеала красоты, исходных пунктов и основ культуры, по мнению Блока, неизбежна.

Широко известен тип “кающегося помещика”, о котором много писали в России конца XIX – нача­ла XX века. Блок искренне и глубоко переживал этот “комплекс”. Он осеняет движение двенадцати, ознаме­новавшееся в сюжете лишь одним реальным действи­ем – нечаянным убийством Катьки, образом Христа с “кровавым флагом”.

Это по замыслу поэта – символ святости революци­онного дела и жертвенности тех, кто принял тяжкий крест на себя. Но образ все-таки противоречив. Блок писал: “Разве я “восхвалял”? …Я только констати­ровал факт: если вглядеться в столбы метели на этом пути, то увидишь “Исуса Христа”. Но я иногда сам глубоко ненавижу этот женственный призрак”.

Здесь должен остановить внимание эпитет: “женственный”. А рядом, в дневнике поэта как противостоящая ему сила упоминается “мужественная воля”. Не здесь ли – исходный пункт сомнений?

Блок рассуждает так: в результате революции кра­сота придет в мир в новом качестве, освободившиеся, сбросившие со своей шеи господ федоты откроют новые невиданные источники прекрасного в самих себе. Ради этого можно оправдать и гибель части истинно прекрас­ного, созданного в “старом мире”, принять как след­ствие крутого поворота всей жизни. Воплощает поэт идею прекрасного, которое придет в мир вместе с по­бедой двенадцати (с тревогами, муками, сомнениями, страхом и все-таки конечной уверенностью, что иного у него нет) в образе Христа.

Блок понимал, что нет другого образа, способного столь масштабно выразить и освятить идею творческого возрождения России, во имя которого, он думает, совер­шается революция. Но и оправдать им гибель Катьки до конца не удается. Объективно это пришедший из про­шлого “призрак” замыкает круг. Истинно прекрасное старого мира, пусть поруганное, низведенное до степени продажности, уничтожается, чтобы вновь возродиться в женственном же призраке.

Катька – продолжение идей всей поэзии Блока, воплощавшего прекрасное в женских образах, и Христос – женственен. Блок думал, что это его внутреннее, художественное противоречие, но это мелькнуло противоречие самого исторического процесса, музыку которого слушал поэт-символист.