Что мне понравилось в стихотворении “Я памятник себе воздвиг нерукотворный…”

Заключительная, пятая строфа “Памятника” представляет собою, как у Горация и Державина, обращение к музе: Веленью божию, о муза, будь послушна, Обиды не страшась, не требуя венца, Так иногда называли парижскую Вандомскую колонну, вылитую из металла захваченных неприятельских пушек и по “скромному” соизволению Наполеона увенчанную статуей самого Наполеона.

Хвалу и клевету приемли равнодушно И не оспоривай глупца.

Однако по своему содержанию эти строки Пушкина радикально отличаются от соответствующих строк как Горация, так

и Державина. В оде Горация муза близка к своему мифологическому нраобразу; ей, божественной покровительнице, поэт “передоверяет” гордость своими успехами и у нее же вымаливает награду:

Гордость заслуженно, Мельпомена, яви,- мне ж, благосклонная, Кудри лавром обвей, ветвью дельфийскою. Державин говорит в сущности то же: О муза! возгордись заслугой справедливой, И презрит кто тебя, сама тех презирай; Непринужденною рукой неторопливой Чело твое зарей бессмертия венчай.

Творческая природа музы ни у Горация, ни у Державина даже и не упомянута; и в том и в другом случае это – муза торжественного финала,

муза, возносящая (“возгордись”) поэта за его заслуги перед государством над всеми остальными людьми и награждающая его высшей наградой – венцом бессмертия. В пушкинской музе нет ничего церемониально-парадного; она – олицетворение посланного поэту судьбой (природой, богом) творческого дара. Именно поэтому первые обращенные к ней слова – не о венце, а о творчестве, о том, что поэт всегда должен быть послушен “веленью божию”, то есть должен быть верен своему призванию.

Вопросы о сущности поэзии, о тайнах вдохновения, о временном и вечном в творениях поэта, о положении поэта в обществе и, в частности, о его отношениях с читателями всегда были в центре внимания Пушкина. Многие его стихотворения, посвященные этим темам (“Разговор книгопродавца с поэтом”, “Пророк”, “Поэт”, “Поэт и толпа”, “Арион”, “Ответ анониму”, “Эхо” и др.), были к 1836 году напечатаны, и, стало быть, наиболее вдумчивые и памятливые читатели того времени могли сравнить содержание этих стихотворений с содержанием “Памятника”. И все-таки поэт решил помочь им и напомнил свой сонет “Поэту” (1830):

Поэт! не дорожи любовию народной. Восторженных похвал пройдет минутный шум; Услышишь суд глупца и смех толпы холодной, Но ты останься тверд, спокоен и угрюм. Ты царь: живи один. Дорогою свободной Иди, куда влечет тебя свободный ум, Усовершенствуя плоды любимых дум, Не требуя наград за подвиг благородный.

Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд; Всех строже оценить умеешь ты свой труд. Ты им доволен ли, взыскательный художник? Доволен?

Так пускай толпа его бранит И плюет на алтарь, где твой огонь горит, И в детской резвости колеблет твой треножник.

Сразу же бросаются в глаза дословные совпадения: в сонете “Поэту”: “Услышишь суд глупца…”; в “Памятнике”: “…и не оспоривай глупца…”, в сонете: “Не требуя наград…”; в “Памятнике”: “…не требуя венца…”. Кроме того, в сонете “Поэту” сопоставлены и уравнены восторженные похвалы – с одной стороны – и суд глупца, смех толпы – с другой, точно так же как в “Памятнике” – хвала и мнение глупца заодно с клеветой. И треножник, и горящий на нем огонь, и алтарь – все это детали, взятые из образного арсенала античности, имеют то же значение, что и муза в “Памятнике”.

Если бы сходство двух этих стихотворений ограничивалось только что приведенными примерами, то его смысл был бы более или менее ясен: “ссылкой” на сонет Пушкин как бы дополнял и, естественно, подтверждал содержание пятой строфы “Памятника”. Но такое заключение было бы преждевременным. Во втором стихе “Памятника” говорится о благодарной памяти народной:

К нему не зарастет народная тропа… А в первом стихе сонета сказано нечто, по-видимому, прямо противоположное: Поэт, не дорожи любовию народной.

И еще один, не менее важный контраст: в “Памятнике” любезная народу и самому поэту свобода противопоставлена жестокому веку; это значит, что речь здесь идет прежде всего (хотя и не исключительно) о социальной свободе, тогда как в сонете говорится о свободе поэта от всякого воздействия извне (в том числе и со стороны народа), то есть, в сущности, все о той же послушности поэта одному только “веленью божию”, о его верности своему призванию.

Таким образом, обнаруживается двоякий смысл соотношения этих двух произведений: сонет “Поэту” всем своим содержанием действительно подкрепляет и дополняет содержание пятой строфы и вместе с тем отрицает то, что утверждается в предшествующих четырех строках “Памятника”. В свое время было высказано мнение, что коренные, заветные свои эстетические взгляды Пушкин высказал именно в пятой строфе, а в четвертой и в трех предыдущих он предсказал и иронически пересказал суждения тех будущих историков литературы и критиков, которые руководствуются обветшалым и ложным принципом, будто нравоучительная польза является истинной целью поэзии.