Черты революционной эпохи в повести М. А. Булгакова “Собачье сердце”

Повесть М. А. Булгакова “Собачье сердце” была написана автором в 1925 году – в эпоху нэпа, и это не могло не отразиться в событиях повести. Закончилось время революционных романтиков, наступило время бюрократов, расслоения общества, время, когда люди в кожаных куртках приобрели огромную власть, наводя ужас на обывателей. Революционная эпоха показана глазами героев, имеющих разные убеждения. С точки зрения Филиппа Филипповича Преображенского, профессора медицины, – это скорее фарс, чем трагедия.

Профессор не разделяет революционных

убеждений, он просто с точки зрения здравого смысла “не любит пролетариата”. За что? За то, что ему мешают работать, за то, что с 1903 по 1917 год не было ни одного случая, чтобы пропала хотя бы одна пара калош из незапертого парадного, но “в марте 17-го в один прекрасный день пропали все калоши, 3 палки, пальто и самовар у швейцара”. Профессору претит хамство так называемого пролетариата, его нежелание работать, отсутствие у него элементарных основ культуры и правил поведения.

В этом он видит причину разрухи-“Невозможно в одно и то же время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских

оборванцев!” Поэтому профессор предрекает скорый конец калабуховскому дому, в котором он проживает: скоро лопнет паровое отопление, замерзнут трубы… Люди, которые проводят в жизнь политику Советского государства, так не считают. Они ослеплены великой социальной идеей всеобщего равенства и справедливости: “Все поделить!” Поэтому они приходят к профессор) с решением об “уплотнении” его квартиры: в Москве жилищный кризис, людям негде жить. Они собирают деньги в пользу детей Германии, искренне веря в необходимость такой помощи.

Возглавляет этих людей Швондер – человек, активно занятый общественной деятельностью и видящий во всем контрреволюцию. Не мудрено, что, когда в квартире профессора появился Шариков, Швондер тут же берет его под свою опеку и защиту, воспитывая в нужной идеологии: помогает выбрать ему имя, решает вопрос с пропиской, снабжает книгами (переписка Энгельса с Каутским). От Швондера Шариков усваивает вульгарно социологическое мировоззрение: “господа все в Париже”, а он сам – Шариков – “трудовой элемент”. Почему? “Да уж известно – не нэпман”. “Взяться” на воинский учет Швондер считает для Шарикова необходимым: “А вдруг война с империалистическими хищниками?”
Любое мнение, идущее вразрез с общепринятым в газетах, “контрреволюция”. Швондер пишет обличительные статьи в газеты, легко давая оценку и присваивая ярлыки событиям и людям. Но Шариков, с его подачи, идет дальше – он пишет доносы, причем так же оценивая события. В доносе на профессора Шариков обвиняет его в том, что он “произносит контрреволюционные речи”, Энгельса приказал спалить, в печке, “явный меньшевик”, а служанку Зину Шариков называет его “социал-прислужницей”.

Такой вульгарно-социологический подход ко всему был характерен в 20-е годы, когда классовое происхождение преобладало над личными качествами человека. Клима Чугункина, гак называемого родителя Шарикова, именно социальное происхождение спасло от каторги, но оно, как горько шутит профессор, не спасет их с доктором Борменталем – неподходящее, социально чуждое.
Еще одна черта, свойственная тому времени, – усиление бюрократизма в учреждениях, а также возможность для начальства превышать свои служебные полномочия. Разительный контраст положения бедной машинистки и ее зарвавшегося начальника заметен даже псу Шарику. К такому же исходу приходит Шариков, заведующий подотделом очистки.

Одевшись в кожу с ног до головы, обзаведясь револьвером, он шантажирует машинистку сокращением штатов, если та откажется с ним жить. И после вторичной операции, вернувшей Шарикова в прежнее состояние, к профессору приходят “двое в милицейской форме”, следователь с портфелем, швейцар, Швондер – масса народа. Визит ночью с ордером на обыск и арест, в зависимости от результата, это предвестие грядущих событий, когда массовые репрессии и ночные аресты станут обычным явлением для Советского государства, что и предвидит в своей повести М. А. Булгаков.