“Человеческий ветер” Бориса Пильняка

…человеческий суд… не может быть столь строгим, как суд человека над самим собой. ( Б. Пильняк)

В чем сила художественного воздействия рассказа Б. Пильняка “Человеческий ветер”? Почему это произведение нельзя читать равнодушно? Перечитываю вновь и вновь и поражаюсь глубине и тонкости передачи человеческих характеров, взаимоотношений, проблем.

Рассказ написан в сентябре 1925 года. Но при чтении создается впечатление, что он о нас, о нашем времени. Наверное, потому, что проблемы, поставленные в рассказе, общечеловеческие, над ними

не властны эпохи, революции, государства.

Это проблемы жизни и смерти, любви и ненависти, семейного счастья и одиночества, верности и измены.

Автор на нескольких страницах показал несколько судеб людей, которые могли бы быть одной счастливой семьей. Но этого не произошло…

Почему? Кто виноват? Писатель оставляет этот вопрос открытым, показывая боль и страдания своих героев.

Можно однозначно сказать только одно: в несчастье детей повинны их родители, оба, и отец и мать, не сумевшие быть мудрыми в пору становления своей семьи.

“…Это был вечер, когда он прогнал свою жену”. Затем писатель,

нарушая уже сказанное, противоречит себе: “Это не был вечер: это была полночь”. Возможно, это противопоставление (это был вечер – это не был вечер) усиливает бесповоротное решение, показывает разрыв навсегда, навеки. Но между этими фразами замечательные по своей метафоричности несколько предложений, построенных иногда вне правил синтаксиса, рисующих большое человеческое счастье: “До этого были и бурьяны рассветов, и половодье полей, и ночи со словами о том, что “люблю, люблю, навсегда, навсегда”, – были обвалы рассветов, когда в рассветном мире были солнце, мир и озера ее глаз, в которых можно утопить мир и солнце, – она, заполнившая мир и солнце”.

Сколько бы придирчивый критик подчеркнул речевых и стилистических нарушений, например повторов. А ведь эта картина поражает и восхищает до слез! И вдруг резкая смена настроения: “Все это было”.

Пильняк не дает подробных размышлений по поводу разрыва между молодыми супругами. Это снова неожиданно, пунктирно: пейзаж, интерьер, портрет – все в нескольких коротких предложениях: “За окнами лил осенний дождь и там надо было колоть глаза. На столе горела свеча, капала на то самое сукно, которое никогда не сменялось.

У нее опухли глаза, и у глаз были морщинки”. Это сливается в единую картину драмы. И снова удивится придирчивый критик: такой обычный эпитет “осенний” дождь, созвучный предыдущему “промозглый” вечер, и “расшифрованный” фразеологизм “надо было колоть глаза”, который, нарушая свою общепринятую форму (темно, хоть глаз выколи), почему-то у Пильняка не потерял своего зловещего значения.

Непонятно, почему автор не ставит запятую в этом сложносочиненном предложении, не давая сделать паузу, передохнуть от неожиданности.

П Равы исследователи творчества Бориса Пильняка, отмечая живописное мастерство писателя, мастера “сжатого, четкого образа”, его умение “одним-двумя словами очертить человека, зверя, пейзаж”