Боль поэта от сознания своей чуждости новой России
Принятие Есениным Октябрьской революции не оставляет никаких сомнений. Сам поэт никогда не обходил этого вопроса в своих автобиографиях. В наиболее известной из них, “О себе”, он писал: “В годы революции был всецело на стороне Октября…” В другой его автобиографии читаем: “Первый период революции встретил сочувственно, но больше стихийно, чем сознательно”. Признания поэта не были декларативными.
Это подтверждается его произведениями, написанными вскоре после Октября. Первые отклики Есенина на Октябрь говорят о том,
Есенин кровными нитями был связан с русским крестьянством, принявшим Октябрьскую революцию, но отягченным многими предрассудками прошлого. В крестьянстве причудливо уживалось трезвое отношение к жизни с несбыточными социальными иллюзиями, подлинно революционное настроение и веками вскормленная приверженность к дедовским обычаям,
Поэт стремится коснуться жизненно важных для русской деревни вопросов, пытается осознать значение великого исторического поворота в судьбах русского крестьянства. Однако его попытки осложняются недостаточной четкостью политических взглядов, беспомощностью перед трудными политическими вопросами, и прежде всего перед одним из важнейших – о русском крестьянстве и пролетарской революции.
“Религиозность” поэм Есенина 1918 года – не более как внешняя оболочка; в них христианство не содержание, а форма. Обильная христианская терминология этих поэм – во многом чисто литературный прием. Используя библейские сюжеты и пользуясь евангельскими именами, Есенин вкладывал в них совершенно иное, свое содержание.
Это были думы и чаяния о крестьянской России в пору великого поворота в ее судьбе. Религиозная символика этих поэм Есенина целиком повернута к деревне, в чем сказалась крестьянская закваска поэта.
Не религиозные проблемы, а судьба крестьянства волнует поэта. Причем проступают настроения, характерные для патриархального крестьянства: избавление мужика от мук и страданий ожидается от какой-то неведомой силы, вовсе не стоит вопрос о том, что само крестьянство должно в борьбе завоевать свое право на новую жизнь. Еще более отчетливо подобные настроения заметны в поэме “Иорданская голубица” (1918). Именно в ней поэт восклицает: “Мать моя – родина, я – большевик”.
И в то же время в ней нет и намека на ту революционную борьбу, которую ведут большевики, возглавляя рабочие и крестьянские массы. Здесь Есенин рисует картину крестьянского благополучия, явившегося неизвестно как. Он называет его “отчим раем”, в котором тихо и смиренно живут “люди-миряне”, лишенные чувства вражды. Вот эта картина блаженного “крестьянского рая” на земле:
Вижу вас, злачные нивы, С стадом буланых коней. С дудкой пастушеской в ивах Бродит апостол Андрей.
Особенно рельефен “мужицкий рай” в поэме “Инония” (1918). “Ино” – ладно, хорошо. “Инония” – условное место ладной крестьянской жизни. Поэт пророчествует, что на смену христианскому раю, которому он призывает не верить, идет крестьянский рай — “Инония”, “где живет божество живых”:
Говорю вам – вы все погибнете, Всех задушит вас веры мох. По-иному над нашей выгибью Вспух незримой коровой бог.
В связи с этим небезынтересно привести следующие слова Есенина: “Я решил, что Россию следует показать через корову. Лошадь для нас не так характерна. Взгляни на карту – каждая страна представлена по-своему: там осел, там верблюд, там слон… А у нас что?
Корова! Без коровы нет России”.
В поэме “Инония” бог в образе коровы – это символ благополучия крестьянской жизни. Само по себе это не содержит ничего предосудительного. Действительно, благополучие крестьянской семьи всегда зависело в России от наличия коровы.
Но символизировать новую, революционную Россию обожествленной коровой 512 С. Есенин означало оставаться во власти старых, патриархальных представлений, которые были явно не созвучны новому времени.