Беглый очерк жизни Лермонтова и Льва Толстого

Жизнь Лермонтова и Льва Толстого имеет немало сходных черт. Лермонтов и Толстой – аристократы по рождению и воспитанию. Оба рано потеряли мать: первый – когда ему не было трех лет; второй – когда ему было полтора года. Лермонтов смутно помнил мать и с трогательной нежностью лелеял ее образ в душе своей.

Толстой не сохранил воспоминаний о матери, но тоже благоговел перед ее памятью. Он говорил: “Она представлялась мне таким высоким, чистым, духовным существом, что часто в средний период моей жизни, во время борьбы с одолевавшими меня

искушениями, я молился ее душе, прося ее помочь мне, и эта молитва всегда помогала много”.

Педагогическая деятельность Толстого, женитьба, горячее, неослабевающее участие в общественной и политической жизни России, религиозные и философские искания, мировая популярность мало имеют отношения к сравнительной биографии Лермонтова и Толстого; но и во всем этом есть нечто лермонтовское. “Пророк” Лермонтова, – говорит Розанов, – разве это не Гоголь, с его “бегством” из России в Рим? не Толстой – с угрюмым отшельничеством в Ясной Поляне?..” (В. Розанов. “Литературные очерки”. СПБ.

1899

г., 162). Мы же теперь добавим: гонения, которым подвергался Толстой в последние годы жизни, его бегство из Ясной Поляны – тоже не мотивы ли “Пророка” Лермонтова? Известно, как отнеслось русское духовенство к Лермонтову, погибшему на дуэли; его, как “самоубийцу”, не желали похоронить по церковному православному обряду. Мартьянов, на основании свидетельств современников поэта, доказывает, что тело поэта “было лишено христианского погребения по обряду православной церкви, и что ему оказана церковным причтом только честь выноса и проводов до могилы”. (Мартьянов. “Как был погребен М. Ю. Лермонтов”. – “Ист.

В.”, 1895 г., VI, 819).

“Такого человека, как собаку, не хоронят, – сказал католический ксендз, присутствовавший на погребении поэта, и отслужил литию и обедню; после него отслужил лютеранский священник (там же, 822). Судьба продолжала преследовать Лермонтова и по смерти его. Градовский рассказывает, сколько хлопот было ему, когда он, по поручению литературного фонда, в 1891 г. заказывал по Лермонтову панихиду в Казанском соборе; протоиерей отказывался служить: “Лермонтов убит на дуэли… Это приравнивается к самоубийству…

По самоубийцам панихид не служат”. Пришлось обратиться к митрополиту, который дал разрешение, сказав, что “судить Лермонтова не нам, а Богу”. (Гра-довский. “Итоги”. Киев.

1908, 364-366).4 Толстой, хотя и по другим причинам, был похоронен вовсе без христианских обрядов… Невольно всплывают в памяти некрасовские слова:

… Без церковного пенья, без ладана,

Без всего, чем могила крепка…

Без попов!..

(“Похороны”).

Неужели теперь, в предстоящую столетнюю годовщину со дня рождения нашего великого, многострадального поэта, не замрет все, что может нарушить тихий могильный сон?..

Нашей единственной целью было указать в этом сжатом очерке на фатальное совпадение биографических фактов; это обстоятельство еще более способствовало возникновению и развитию аналогичных идей и сюжетов в произведениях Лермонтова и Толстого, творчество которых столь субъективно.

Это село Тарханы. Висковатый дает следующее описание лермонтовской усадьбы: “Барский дом, одноэтажный, с мезонином, окружен был службами и строениями. По другую сторону господского дома раскинулся роскошный сад, расположенный на полугоре.

Кусты сирени, жасмина и розанов клумбами окаймляли цветник, от которого в глубь сада шли тенистые аллеи. Одна из них, обсаженная акациями, сросшимися наверху настоящим сводом, вела под гору к пруду. С полугорья открывался вид в село с церковью, а дальше тянулись поля, уходя в синюю глубь тумана”. (Висковатый. “М. Ю. Лермонтов”.

Жизнь и творчество”. М. 1891 г., 27).6 Картина эта постоянно всплывала в памяти поэта. В юношеской поэме “Преступник” упоминается дом высокий, … пустой, унылый двор, … пруд заглохший, сад широкий!..

Та же картина в другой начатой повести: “От барского дома по скату горы до самой реки расстилался фруктовый сад. С балкона видны были дымящиеся села луговой стороны, синеющие степи и желтые нивы… Барский дом был похож на все барские дома: деревянный, с мезонином, выкрашенный желтой краской; а двор обстроен был одноэтажными, длинными флигелями, сараями, конюшнями и обведен валом, на котором качались и сохли жидкие ветлы; среди двора красовались качели”. (IV, 298-299).

По поводу стихотворения “Первое января” Розанов замечает: “Разве это не тема “Детства и отрочества” Толстого? Не та же тоска, очарование, тревога?”

Необъятный мир толстовских идей и образов во многих случаях представляет широкую и глубокую разработку намеченных Лермонтовым вопросов; иногда – это влияние Лермонтова, иногда – следствие тяготения обоих гениев к одним и тем же проблемам; они настоящие близнецы по духу. Немало тропинок проложил Лермонтов Толстому, и этим отчасти объясняется необычайное богатство и полнота развития художественных мотивов творчества великого писателя русской земли.

“Этот “высокий барский дом”, этот сад запущенный читатель найдет и у Тургенева, и у Л. Н. Толстого. Талантливый современный поэт (Ив. Бунин) немало элегических стихов посвятил навсегда покинутому им “дворянскому гнезду”. (Бархин. “Сочинения М. Ю. Лермонтова с объяснительными статьями”. Часть I. Лирические стихотворения.

Одесса. 1912 г., 108).

Исследователи творчества Лермонтова ограничивались до сих пор подобными замечаниями: ценными, но беглыми. Необходимо разработать эти вопросы.

Человеку свойственна, вообще, тоска по детству; чем дальше уходит он от первой поры бытия, тем милее и поэтичнее представляется она ему. У Толстого умирающий Иван Ильич, пробегая в последний раз свое прошлое, только на детстве останавливается с радостью. Л. Н. Толстой. “Полное собрание сочинений”.

Загадочная душа поэта, в котором многие современники видели второго Печорина, дерзкого офицера, доставлявшего начальству вечное беспокойство, таила святые чувства, и чувства эти были пронесены неизменными сквозь все бури и испытания; таковым было, например, доброжелательное чувство к детям.