Баллады Жуковского

Особое место в наследии Жуковского-переводчика занимают баллады. Баллада – небольшое сюжетное стихотворение, по­строенное на фантастическом, фольклорном, легендарно­историческом материале. Большинство баллад Жуковского – это переводы и переложения зарубежных поэтов, главным образом, немецких – Шиллера, Гете, Бюргера. Но, как говорил сам Жуков­ский, “переводчик в прозе раб, переводчик в стихах – соперник”;.

Гоголь отмечал, что на переводах Жуковского так отпечаталась душа поэта, ее “внутреннее стремление, так зажгло

и одушевило их своей живостью, что сами немцы, выучившись по-русски, призна­ются, что перед ним оригиналы кажутся копиями, а переводы его кажутся истинными оригиналами”;. Не только оригинальные бал­лады Жуковского, но и переводные стали достоянием русской куль­туры. В его лучших балладах, таких как “Ивиковы журавли”;, “Эо­лова арфа”;, “Лесной царь”;, “Перчатка”;, “Кубок”;, читателю открывается совершенно новый мир – мир европейского и русского средневековья, художественно переосмысленного поэтом.

Балладам Жуковского присущ высокий нравственный пафос, в них действуют великодушные

герои и злодеи-преступники, а доб­родетельные жертвы и силы зла резко противопоставлены друг другу. Справедливость торжествует, преступник несет заслужен­ную кару. Баллады Жуковского раскрывают темы столкновения человека с судьбой (“Людмила”;), Любви и Смерти (“Эолова арфа”;), Добра и Зла (“Лесной царь”;). Их проблематика связана с вопроса­ми нравственного выбора, ответственности и возмездия.

Они ут­верждают величие Человеческой личности, ее духовное богатство.

В основе первой баллады Жуковского “Людмила”; (1808), яв­ляющейся вольным переводом баллады немецкого поэта Г. А. Бюр­гера “Ленора”;, лежит средневековая легенда о видении невесте жениха, убитого в сражении. Трагическая концовка баллады (ги­бель Людмилы) отчетливо выражает идею обреченности человека, бессильного в борьбе с роком (“Смертных ропот безрассуден”;).

Иначе развивается тот же сюжет в другой балладе Жуковского – “Светлане”; (1813), ставшей первой национально-русской балладой. Она насыщена подлинным национальным колоритом и впервые представляет в образе Светланы психологически достоверный об­раз русской девушки. Как и Людмила, Светлана ждет возвращения своего жениха и гадает в Крещенский сочельник, издавна считав­шийся на Руси временем чудес.

Жуковский точно воспроизводит атмосферу праздника. Баллада полна примет быта: гадание на башмачке, “подблюдные”; песни, гадание со свечой и зеркалом. Здесь тесно соседствуют веселая стихия праздничных гуляний и мрачная тональность кошмарного сна.

А потому односторонность мистицизма преодолевается, “страшная”; баллада оборачивается сказкой, где торжествует свет, добро, жизнь над мраком и смертью. Героиня не ропщет на судьбу, как Людмила, она верит в Провиде­нье, и страшное происшествие (встреча с мертвым женихом) оказы­вается сном, а потом происходит настоящее чудо: жених Светланы возвращается целым и невредимым:

Лучший друг нам в жизни сей –

Вера в Провиденье.

Благ Зиждителя закон:

Здесь несчастье – лживый сон;

Счастье – пробужденье.

Впоследствии мотив сна и гадания из баллады Жуковского ор­ганично войдет в роман Пушкина “Евгений Онегин”;, где создан образ национальной русской героини Татьяны Лариной. Пушкин всегда подчеркивал особое значение Жуковского для всей после­дующей русской литературы: “Жуковский имеет решительной влияние на дух нашей словесности”;. Белинский назвал поэтиче­скую деятельность Жуковского “подвигом”; и отметил: “Его роман­тическая муза… дала русской поэзии душу и сердце… он дал воз­можность содержания для русской поэзии… без Жуковского мы не имели бы Пушкина”;.