Арбенин – характеристика персонажа

Произведение: Маскарад

АРБЕНИН – герой драмы М. Ю. Лермонтова “Маскарад” (1834-1836; под настоящим названием первая публикация – 1842; в рукописи – “Маскерад”). Своего героя Лермонтов наделил фамилией, которую носили и другие его персонажи. Герой юношеской драмы “Странный человек” (1831) – Владимир Арбенин, в отрывке “Я хочу вам рассказать” фигурирует Александр Арбенин.

У героя “Маскарада” имя пушкинского Онегина – Евгений. Онегин и Германн Пушкина, Чацкий Грибоедова, Ижорский Кюхельбекера – такова

литературная генеалогия А. В этом образе запечатлелись черты героя популярной на русской сцене мелодрамы Дюканжа “Жизнь игрока” – Жоржа Жермани. Бесспорно влияние героев Байрона – Каина, Манфреда, Чайльд-Гарольда.
В основе образа А., как справедливо заметил Б. Эйхенбаум, не противопоставление порока и добродетели, а диалектика добра и зла, столкновение божественного и дьявольского начал. Деятельное стремление А. к добру в порочном мире неминуемо оборачивается злом. Отделение “высокого зла”, мстящего за поругание добра (А.), от обыденного, пошлого, бытового порока (обман, сплетня, предательство, интрига – Казарин, Шприх, Звездич, Штраль) необходимо Лермонтову для превращения мелодраматической фабулы в сюжет социально-философской романтической драмы. Отношения А. с миром не бытовые, он решает вечные проблемы бытия.

Богоборческие мотивы, традиционные для романтиков (персонажи Байрона – Манфред, Каин, лермонтовский Демон), в герое “Маскарада” получили своеобразное преломление. А.- не нигилист, не релятивист, он верит в существование справедливого Бога, но “там” – за гробом, в вечности. Здесь же, на земле, где “всюду зло – везде обман”, мир – хаос.

Герой ощущает на своей судьбе “печать проклятья”, его жизнь – бесконечное страдание и одиночество. Познав ад существования, А. перед злом не преклонился. Больше того – потенциально А. открыт для добра. Женившись на Нине случайно, он сознательно порывает с прошлым.

Нина возрождает в нем надежду на возможность божественной гармонии здесь, на земле, веру в справедливость миропорядка. Любовь А.- это возможность преодоления ситуации разлада с миром, залог примирения с Богом. И потому так трагично для А. прозрение (мнимое); герой мстит не только за обманутые иллюзии, оскверненную честь, разрушенное счастье. А. желает отомстить за поруганную веру, красоту, гармонию.

Теперь для него “преграда рушена между добром и злом”, ему “все дозволено”. Он возлагает на себя миссию сверхчеловека, право высшего суда и наказания. Признание собственного избранничества приводит А. к трагической ошибке. Стремление очистить Нину от греха и смертью возвратить ей божественную чистоту оборачивается преступлением, убийством невинной жены.

В этой связи чрезвычайно важен образ Неизвестного. С одной стороны, он имеет черты реального человека, с другой – олицетворяет мистические силы зла. Он, как режиссер, ведет А. к убийству, являя собой месть тьмы за стремление А. к свету.

Гипотетически можно утверждать, что именно Неизвестный (черт под маской) является символическим организатором светской интриги (например, характерно, что на балу, когда Неизвестный видит, как А. всыпает яд в мороженое, он не предотвращает убийство). Однако абсолютно ясно, что возмездие настигает А. не в “наслаждении пороком”, а в момент покоя и счастья. Именно поэтому для Лермонтова так важен “прием двойного сострадания”.

Мировое зло делает А. и жертвой, и преступником. В финале, узнав, что Нина невинна, А., раздираемый мучительными страданиями, сходит с ума (“и этот гордый ум сегодня изнемог!”). Нет спасения романтическому герою, но нет и возврата под власть тьмы.

Таким образом, коллизия А. перенесена автором из сферы индивидуальной морали и психологии в план общечеловеческого бытия. Необходимо отметить, что не только логика демонического героя ведет А. к преступлению: “Мне ль быть супругом и отцом семейства //…который испытал // Все сладости порока и злодейства?” В структуре “Маскарада” месть гордой души, как черта “негативного, разрушительного воодушевления” (Р. Гальцева), есть протест против социального порядка. А., уставший от “борьбы с самим собой”, познавший боль, страдания и страсти, навсегда остался изгоем, обреченным на вечное одиночество.

В прошлом игрок, презревший “закон людей, закон природы”, А. не приемлет пошлости света. Мир масок, шулеров и подлецов, мир интриги, сплетни и обмана,- бесконечно враждебен герою. Он здесь чужой, и общество мстит ему за это.
Образ А. претерпел ряд изменений, сюжетных и характеристических, в разных редакциях “Маскарада”. Отличие первых трех: А. не узнал о том, что Нина невиновна – драма заканчивалась появлением доктора, который констатировал смерть. Чтобы отомстить Звез-дичу, А. вступал в общество шулеров, возглавляемое Казариным, и те, по его наущению, обыгрывали князя, в чем и состояла месть героя; сцена публичного оскорбления Звездича отсутствовала. А. в ранних редакциях вплотную примыкал к Демону.

Эти демонические черты сохраняются и в четвертой редакции, признанной канонической. Однако в ней романтическая патетика образа приобретает психологическую мотивировку; усиливается социальная тематика, выраженная в монологах-инвективах, адресованных свету. Образ А. как бы движется от Демона к будущему Печорину. Последняя тенденция отчетливо проявилась в пятой редакции, которая иногда рассматривается как самостоятельная пьеса.

В ней имя героя сделалось названием драмы, исчезает маскарад как место действия и образ-символ. Нина на самом деле изменяет А. Он же не убивает Нину, а только разыгрывает сцену мнимого отравления. Убедившись в измене жены, А. оставляет свой дом; его уход отчасти напоминает бегство Чацкого.

Столь существенные изменения образа обусловлены пониманием исчерпанности романтического героя, поисками иного “героя нашего времени”.
Роль А., предназначавшаяся П. С. Мочалову, так и не была сыграна великим трагиком по причине цензурного запрета пьесы. Первым исполнителем этой роли стал В. А. Каратыгин (1852). Среди наиболее ярких интерпретаторов образа следует назвать Ю. М. Юрьева в постановке В. Э. Мейерхольда (1917) и Н. Д. Мордвинова в фильме С. А. Герасимова (1941) и спектакле Ю. А. Завадского (1952).