Антиутопия в произведениях Маканина
Художник с обостренным чувством утраты, Маканин не мог не прийти к поиску особых путей предупреждения об опасности. И в этом поиске писатель безошибочно вышел к жанру антиутопии, расцветшему в русской литературе на рубеже и в начале 1990-х годов, к кафкианским мотивам, в это же самое время ставшим очень популярными. “Лаз”, “Стол, покрытый сукном и с графином посередине”, “Долог наш путь” – эти повести, рифмуясь с эпохой, вызывали живейший отклик в прессе и неизменный интерес читателя (“Стол, покрытый сукном…” сделал автора
Один из лучших антиутопических опытов Маканина – “Долог наш путь” (1991) – посвящен теме “неубийства”. Герой повести командируется на комбинат по синтезу пищевого белка (позднее выясняется, что герой-рассказчик придумывает сюжет из будущего), но попадает на тщательно маскируемую бойню. Оказывается, животных продолжают убивать, убеждая людей в обратном.
И выясняется, что у него, раскрывшего ужасный обман человечества, нет пути назад (традиционная по форме ситуация для антиутопического хронотопа). В уста другого персонажа, Ильи Ивановича, душевнобольного человека
Нет-нет – не те, кто на комбинате. А как раз те, кто живет во внешнем мире (и кто о бойнях как бы совсем ничего не знает). Они его к себе не пустят. Они за ним никого не пришлют.
Именно они. Зачем пускать в мир еще одного человека, узнавшего про зло?”
“История о будущем” в маканинском понимании – история грустная. Однако наиболее пронзительным стал все же реалистический роман о жестоком “сегодня” – “Андеграунд, или Герой нашего времени ” (1998).
Роман этот литературен и злободневен одновременно. Нельзя, читая его, не вспоминать постоянно, скажем, лермонтовский роман, а еще больше – ” Преступление и наказание “. Нельзя не сопоставить маканинского героя с его предшественниками – самыми разными “маленькими людьми”. Рефлексия героя часто направлена именно в область великой русской литературы.
Но нельзя и абстрагироваться от сегодняшней неустроенности, грязи и нищеты, от всепродаваемости, от устрашающего исчезновения культуры; все это в большом пространстве романа показано подробно, дифференцированно.
Реальный – вполне удачливый, успешный – Маканин написал книгу о неудачнике. Главный герой – “не вышедший из андеграунда” писатель, которого большинство персонажей по-свойски называют Петровичем. Петрович – душеприказчик.
К нему тянутся обитатели огромного общежития (Маканин вводит очевидную метафору “общежитие как страна”), чтобы излить душу. Эта доминанта романа вступает в противоречие с привычными уже пессимистическими рассуждениями об общественной роли писателя в наши дни (т. е., по сути, о ее отсутствии). Действительно, общественную роль гораздо легче определить для новоявленного старообразного купца “господина Дулова” и ему подобных, нежели для непечатающегося (не желающего печататься!) Петровича. Антитеза Петрович – господин Дулов – одна из самых ярких в романе.
В “вымирающее литературное поколение” записывает себя и сам Петрович. Но, может быть, роль писателя в эту “эпоху нечитателей” и должна сводиться к такому – кухонному – общению с “реципиентом”?
Кухня, комната в общежитии, уже знакомый по раннему Маканину коридор – вот место действия романа. Впрочем, коридор в “Андеграунде…” на особом счету. Мотив коридора, уходящего (уводящего?) под землю, идет из “Утраты”.
Петровича коридор тоже привел в буквальном смысле “под землю”: в андеграунд. “Мы – подсознание России, – говорит Петрович. – Нас тут прописали. При любом здесь раскладе (при подлом или даже самом светлом) нас будут гнать пинками, а мы будем тыкаться из двери в дверь и восторгаться длиной коридора! Будем слоняться с нашими дешевыми пластмассовыми машинками в надежде, что и нам отыщется комнатка в бесконечном коридоре гигантской российской общаги”.
Петрович-Маканин прав в главном: культура и благополучие в России почему-то не уживаются. Застанет ли Маканин (уже не Петрович, а лауреат Госпремии 1999 г. по литературе) иное время? Напишет ли о нем? Хотелось бы надеяться.
Хотелось бы прочитать.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...