Анализ текста поэмы “Кому на Руси жить хорошо” – Пролог

“Пролог” – термин, обозначающий вступление к произведению, ту его часть, которая знакомит читателя или с общим замыслом художника, или с фактами, предшествующими событиям, описанным в произведении. “Пролог” к поэме “Кому на Руси жить хорошо” в основном соответствует традиционному представлению о введении к литературному произведению. Но он включает в себя не только экспозиционные элементы, но и уже начавшееся действие – спор и странствие. Именно в “Прологе” появился рефрен – “кому живется весело, вольготно

на Руси”, который пройдет через всю поэму.

В каком году – рассчитывай, В какой земле – угадывай, На столбовой дороженьке Сошлись семь мужиков…

С самого начала мы ощущаем особый, почти былинный тон повествования. И первые же слова звучат почти как знаменитое сказочное вступление “В некотором царстве, в некотором государстве” . Нет необходимости “угадывать”, о какой именно земле идет речь, – ясно, что рассказ пойдет о Руси. Такой зачин означает, что поэт стремится охватить страну не только в ее настоящем, но и в прошлом – во всем ее историческом значении и географической необъятности”.

А названия губернии, волостей, деревень, откуда сошлись мужики, – это опять же слова-символы:

Заплатова, Дырявила, Разутова, Знобишина, Горелова, Неелова, Неурожайка тож.

Употребление “говорящих” названий не случайно, они фиксируют внимание читателя на трудном, подчас бедственном положении крестьян. Известно, что часть вымышленных названий писатель создавал по образцу существующих. Сочетание вымышленного и реального начал свойственно всей поэме, постоянно идет “перебивка” этих двух планов.

В “Прологе” читатель встречается с крестьянами-правдоискателями. Индивидуальных характеристик каждого из семи мужиков либо вовсе нет, либо они очень лаконичны: медлительный Пахом, которому необходимо “потужиться”, прежде чем вымолвить слово; “угрюмый” Пров, “охочие до водки” братья Губины… Однако здесь можно найти первую развернутую характеристику крестьянства в целом:

Мужик что бык: втемяшится В башку какая блажь – Колом ее оттудова Не выбьешь: упираются, Всяк на своем стоит!

Автор сообщает, что русский мужик упрям и упорен в достижении цели, причем не практической, а именно “блажи”, мечты, фантазии, поиске истины и красоты. При этом говорится, что спорщики были заняты обычными своими делами: один из них шел в кузницу, другой “соты медовые нес на базар”, третьи “ловили коня упрямого” и т. д. Но все привычные будничные занятия оставлены – так сильна охватившая крестьян общая забота найти, “кому живется весело, вольготно на Руси”.

Этой авторской характеристикой крестьянства и спорщиков, кстати, неоднократно повторяющейся и в следующих главах поэмы, читатель психологически подготавливается к восприятию многочисленных картин жизни и судеб людей, которые составят своеобразные “за” и “против” в развернувшемся споре.

Уже в “Прологе” возникает впервые образ автора-повествователя. Он обращается к читателю напрямую, создавая впечатление непринужденного разговора, интимную атмосферу и лирическую канву поэмы.

Ой, тени! Тени черные! Кого вы не нагоните, Кого не перегоните?

Вас только, тени черные, Нельзя поймать-обнять!

Реальные мужики, сложившиеся на водку, начинают пьяную драку. А разрастается она в грандиозное побоище, потрясающее целый лес, взывающее к силам самой природы:

Весь лес переполошился, С летающими птицами, Зверями быстроногими И гадами ползучими. И стон, и рев, и гул!

Эта впечатляющая картина включает в себя и мягкий юмор, и гиперболу, и просторечные обороты речи (“забрало пуще прежнего”, “ругательски ругаются”, “вцепятся друг другу в волоса”). Этот фрагмент, как и все обстоятельное повествование “Пролога”, позволяет судить об авторской позиции (выбор героев и темы спора, характеристика предшествовавших спору крестьянских забот и дел) и о некоторых средствах ее выражения, которым Некрасов отдал предпочтение:

Проснулось эхо гулкое, Пошло гулять-погуливать, Пошло кричать-покрикивать, Как будто подзадоривать Упрямых мужиков. Царю! – направо слышится, Налево отзывается: Попу! попу! попу!

Описание “разгула” эха интересно не только положенной в его основу гиперболой-олицетворением, но и близостью повествователя к миру природы. Описывая разбуженный лес, Некрасов использовал слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами (“зайка”, “галчата”, “пеночка”, “птенчик”, “гнездышко”), метафоры (“плачет пеночка”, “кукушка старая… надумала”, филины “любуются побоищем”), своеобразно построенное сравнение “А их глазищи желтые

Горят, как воску ярого Четырнадцать свечей”

Разговор Пахома с птенцом готовит к восприятию целого ряда чудес: появляется говорящая птица, которая в качестве выкупа за птенца обещает мужикам волшебную скатерть-самобранку. Так Некрасов включил в “Пролог” сразу три сказочных мотива: говорящей птицы, выкупа и скатерти-самобранки, – широко распространенные в русских народных сказках. С ними связаны и другие: спрятанная в тайном месте “волшебная коробка”, где хранилась скатерть-самобранка, условная формула: “Эй, скатерть самобраная, попотчуй мужиков!” – традиционные для сказок взаимоотношения между мужиками и птицей (“По вашему хотению,

По моему велению,

Все явится тотчас”); фантастические “две дюжие руки”, которые ставят ведро водки, кладут хлеб и исчезают. Традиционный мотив волшебной сказки у Некрасова важен для уяснения социального и нравственного смысла крестьянской жизни.

Мужикам, исконным труженикам, получившим скатерть-самобранку, даже мысль не приходит о даровом богатстве, и выговаривают они у волшебной птахи лишь свой мужицкий, скромный “прожиточный минимум”: хлеб, квас, огурчики. И лишь для того, чтобы доведаться до смысла жизни, до сути человеческого счастья. Ведь заспорившие и, заговорившись, отошедшие “верст тридцать” от места встречи (а от своих деревень – еще дальше) мужики хотели лишь “до солнца отдохнуть” в лесу, а затем вернуться к трудам и заботам домашним. Скатерть самобраная – оправдание и объяснение их странствий, не отвлекаемых житейскими заботами о хлебе насущном.

У них появилась возможность отправиться на поиски счастливого, а интерес и желание, причем недюжинные, были с самого начала – об этом недвусмысленно заявлено уже в самом начале “Пролога”.

Так, открывающие “Пролог” семь мужиков уже к концу его становятся семью странниками-правдоискателями. Некрасов подметил в этой готовности вот так сняться с места и уйти на поиски самую суть внутренне свободного духа русской жизни. Ведь странники обычно не просто странствующие, но и странные (необычные) люди.

Однако двинувшиеся в путь некрасовские странники – не традиционные странники-богомольцы (такие в поэме тоже появятся), но обычные крестьяне, вцепившиеся в чудной вопрос: кому на Руси жить хорошо?

С прологом из поэмы, в сущности, уйдет сказка. Мы входим в мир реальной жизни. Но именно пролог ввел нас в этот мир больших измерений – времени и пространства, человеческих судеб и народной судьбы – эпос.