Анализ стихотворения Тютчева “Пошли, Господь, свою отраду…”

1850 г. стал поворотным в жизни поэта и его гражданской жены Елены Денисьевой: их свободный союз, не освященный церковью, вызвал всеобщее неодобрение и в конечном счете привел к безвременной смерти несчастной женщины. Трагические переживания героев, их страстный диалог, горестные и покаянные интонации отразились в знаменитом “денисьевском цикле” лирики Тютчева. Поэтическое творение, датированное серединой лета того же года, относят к началу цикла: в нем живет отчаянная мольба о любви, скрытая за аллегорией.

Произведение обрамляется

рефреном, задающим основную параллель лирической ситуации: классический образ “бедного нищего” уподобляется абстрактной фигуре путника, познавшего много горестей на “жизненной тропе”. Молитвенный характер рефрена, содержащего традиционный призыв к божественным силам, свидетельствует о гуманной, сострадательной позиции лирического субъекта.

Центральный эпизод разворачивает реалистичный компонент метафоры, внося в него яркие вещественные детали и отвлекая читателя от аллегорического прочтения текста. Сквозь решетки ограды открывается великолепная картина ухоженного сада. Герой определяет

основные визуальные образы пейзажа: “роскошные, светлые” и прохладные лужайки, раскидистые деревья, фонтан и “лазурный грот”. В описании задействованы две группы лексики.

Первая из них сообщает о пышной красоте и гармонии сада, другая указывает на их недоступность, свидетельствуя о недостижимости робких желаний нищего проникнуть за садовую ограду.

Возвращаясь к молитвенной теме и метафорической трактовке, финальная часть вновь притягивает читательское внимание к основной аллегории поэтического текста. Она сигнализирует, что стихотворение стоит воспринимать не в прямом, а в иносказательном смысле. Необходимость подобного прочтения подчеркивается и небольшим изменением в тексте рефрена: вместо упоминания о жаре и зное возникает общая формула “жизненной тропы”.

Тему, заданную тютчевским творением, переосмыслил Брюсов. Его произведение ” В магическом саду” начинает эпиграф, составленный из первых строк анализируемого стихотворения. Брюсов продолжает игру реального и метафорического планов: его героя мучит “жажда беспощадная”, но стоны о помощи оказываются бесполезными.

Прекрасные фоновые зарисовки, умноженные видением “волшебного сада”, контрастируют с плачевным состоянием лирического субъекта.