Анализ стихотворения “Песенка” Ахматовой А. А

Лирическая героиня этого стихотворения предстает на первый взгляд простой крестьянкой. Поэтому первые две строфы вызывают в памяти фольклорно-песенные традиции. Фольклорное начало подчеркнуто характерным приемом народной поэзии – смысловым параллелизмом – контрастом в первой строфе: “про любовь пою” – “лебеду полю”. Восходит к народной поэтике и сама заданная ситуация – пение во время работы.

Первая строфа сразу же вводит тему “доли-муки”: две первые строки звучат обещанием радости (солнечный восход, пение

о любви), но две последующие – картиной тяжелого труда (на коленях, в огороде) снимают мажорную интонацию. После этого контрастного сопоставления безысходная скорбь женской доли воспринимается гораздо острее. Безысходность же усиливается обыденностью ситуации – прополка огорода отнюдь не самая страшная форма труда.
Тема “доли-муки” последовательно развивается во всем стихотворении. Во второй строфе – одушевлением лебеды (риторическое восклицание “Пусть простит меня”) и лаконичным упоминанием о плачущей поблизости босой девочке. Третья строфа переводит стихотворение и “долю-муку” в бытийный план: нейтральная лексика и сдержанность выразительных средств, характерные для бытовых картин, сменяются эмоциональным напряжением. Оно передается категорией состояния лирической героини (страшно мне), авторским афоризмом “голос беды” и резким на фоне используемого олицетворения определением “мертвая” по отношению к лебеде.

Напряженность внутреннего состояния героини передается также с помощью любимого ахматовского приема поэтизации обыденных реалий: душевная боль оттеняется “запахом теплым” вырванной и увядающей лебеды. Лебеда (не традиционные поэтические розы!) – весьма малопоэтичный сорняк. Этот образ, однако, встречается в фольклорных песнях, где символизирует несчастье.

У Ахматовой “запах лебеды” становится знаком тревожного душевного состояния. Нарастание напряжения подчеркнуто также сравнительной степенью прилагательного (“все сильнее запах…”). Эта грамматическая форма свидетельствует о динамике внутреннего состояния лирической героини. Динамика чувств, переход бытовой ситуации в бытийный план достигается с помощью восходящей градации ситуаций во второй и третьей строфах – плач босой крестьянской девочки, напоминающей некрасовских детей, вырастает до бытийных “звонких воплей голоса беды”.

Метафора “голос беды” усилена здесь стилистически экспрессивным существительным “вопли”.
Эмоциональное воздействие усилено ассонансом: в словосочетании “звонких воплей голоса” подряд следуют три ударные гласные “о”. Зафиксированная читательским слухом перекличка зво—во добавляет стиху фонетическую выразительность.
В финале стихотворения лирическая ситуация резко укрупняется, картина переводится в план надмирности, вечности. Ключевым образом последней строфы становится “камень вместо хлеба”, обладающий богатыми культурологическими ассоциациями (Библия, Лермонтов, Гоголь). Голос лирической героини приобретает “всемирность” звучания: “камень вместо хлеба” – это ее “награда злая”.

Эта участь предуготована ей (недаром глагол-связка дан в форме будущего времени – будет) отнюдь не за прополку огорода. Бытийный план воплощения лирической героини почти всегда совмещается у Ахматовой с темой женщины-поэта, крестного пути поэта. “Камень вместо хлеба” напрямую отсылает читателя к лирическому герою Лермонтова, создавая ситуацию вневременной переклички поэтов.
Кроме того, последние стихи оставляют лирическую героиню наедине с мирозданием: “Надо мною только небо, // А со мною голос твой”. Небо в мировой культурной традиции, помимо всех других значений, имеет символическую семантику поэтического идеального мира. Ho для христианина (Ахматова, как мы помним, поэтесса глубоко религиозная) – это еще и мир Божий. Последняя строка полемически перекликается с началом и серединой стихотворения.

В начале обладателем голоса была крестьянка – первое воплощение лирической героини. Она поет, и в стихотворение входит ее голос.
Затем начинает звучать голос плачущей девочки, который перерастает в бытийный “голос беды”, не имеющий персонифицированного источника. Девочке он принадлежать не может: по отношению к ней использован нейтральный глагол “плачет”, а плач, даже со звонкими воплями, не может вызвать страх у работающей и поющей крестьянки, ведь в ситуативной части стихотворения ни о каких действиях речь более не идет. Персонифицированная лирическая героиня растворяется в обобщенной бытийности.

На “ты” (“голос твой”) Ахматова может обращаться и к лирическому адресату – возлюбленному, и к Музе, и к Господу. Отсутствие какой-либо конкретизации источника голоса позволяет увидеть в нем надындивидуальный голос судьбы, и соответственно, Музы, которой предопределена роль быть голосом “доли-муки” и в национальном, и в мировом масштабе.
Следовательно, “Песенку” можно считать программным стихотворением, в котором поэтесса раскрывает суть своей лирической героини и своих творческих устремлений – быть национальным и одновременно всемирным голосом женской “доли-муки” эпохи.