Анализ стихотворения Гумилева “Выбор”

Произведение 1908 г., вошедшее в сборник “Романтические цветы”, отражает авторский подход к мировоззренческой категории смерти, тема которой выходит за рамки отдельного издания. Картины последних минут жизни гумилевских героев разнообразны, однако в стихотворениях раннего периода смерть чаще всего представляется обманчивой “Белой Невестой”, прекрасной женщиной – “нежной” и “бледной”, ласковой и манящей.

Россыпь коротких экспрессивных историй с летальным концом насыщает художественное пространство “Выбора”.

В каждом из трех катренов – рассказ об ужасном финале трех персонажей: созидателя, разрушителя и охотника.

Первый герой трудится над постройкой башни. Это занятие порождает стойкую аллюзию на притчу о Вавилонской башне, создавая иносказательный смысловой пласт лирического повествования. Несчастный случай, повлекший “стремительный лет” строителя, представляется не беспричинным событием, а жестоким наказанием божества за человеческую дерзость.

Отвлеченный образ “мирового колодца”, в котором пребывает безумный созидатель, поддерживает двойственный эффект.

Разрушитель проделывает

работу, прямо противоположную персонажу-созидателю, но также становится жертвой мести “Всевидящего Бога”.

Охотника преследуют “зрачки свирепой пантеры”. Место встречи с хищником не имеет значения: будь то пещера или берег реки, жуткий исход неизбежен.

“Безумье”, “мука”, “ужас”, “проклянет”, “возопит” – три трагические ситуации объединяет лексика с негативными коннотациями, передающими страдания или страх персонажей.

Содержание финального катрена посвящено философской декларации лирического героя, близкой к позиции автора. Молодого поэта привлекала идея Ницше о свободном человеке, который равнодушен к испытаниям и опасностям. Попытки самоубийства и дуэль, африканские путешествия и окопы первой мировой – факты гумилевской биографии свидетельствуют, что поэт придерживался трудных жизненных дорог. Игра со смертью была способом преодоления глубинного страха, путем, рождающим настоящего героя.

В стихотворении декларируется важнейшее право деятельного романтика – прерогатива выбора “своей смерти”. Неизбежность земного конца, обозначенного как “доля кровавая”, определена властью высших сил. Однако жизненный итог и конечный облик многообразной смерти зависит только от воли лирического субъекта.