Анализ стихотворения Ахматовой “Здесь все то же, то же, что и прежде…”

Произведение появилось весной 1912 г., которую молодые супруги Гумилевы провели в Италии. Интересно, что идейно-образное содержание анализируемого текста не связано с заграничными впечатлениями, а восходит к русскому фольклорному началу, тяготение к которому характерно для поэтического мировоззрения Ахматовой. Драматичный и лаконичный сюжет, нарочитая недосказанность, касающаяся предыстории лирической ситуации, – особенности, позволяющие выявить в тексте признаки балладного жанра.

В художественном пространстве стихотворения центральное

место отведено образу дома – пустынного, “тихого”, “неприветливого”. Намеки на темную сущность обиталища лирической героини содержатся в первых катренах: постройку зачем-то возвели в уединенном уголке, на месте, где раньше была дорога. Неведомые строители обратили одно окно здания к лесу. Указанные детали противоречат приметам, регламентирующим подобного рода деятельность.

Если оценивать место расположения и элементы конструкции с точки зрения народного сознания, странный дом был заложен людьми необычными, возможно опасными и обладающими темными магическими способностями.

Тема

неблагополучия усугубляется мотивом самоубийства. Предыдущий житель повесился, и призрак его неуспокоенной души иногда наблюдает героиня. Зловещую картину дополняют одушевленные детали: часы с кукушкой способны радоваться наступлению ночи, а их тиканье обозначается метафорой “четкий разговор”.

Находясь в доме, героиня не ощущает угрозы, исходящей от него. Привычным становится даже явление тени самоубийцы на вытертой обивке кресел. Одинокая обитательница чувствует лишь дискомфорт, поскольку в темных стенах трудно мечтать.

Автор намеренно не уточняет причины внутреннего состояния лирического “я”: возможно жительница связана с инфернальным началом или попросту слишком наивна.

Однако чувство тревоги все же поселяется в душе героини. Она обеспокоена опасностью, исходящей извне. По этой причине постоялица пораньше закрывает ставни и подсматривает в щелочку за конокрадами, разложившими костер.

Финальное четверостишие посвящено прогнозу, интонации которого определены темой неблагополучия. Образ дыма предвещает не только наступление непогоды, но и скорое “ненастье” в судьбе лирического “я”. Уверения в бесстрашии звучат неубедительно, а упоминание о “шелковом шнурке” подчеркивает это впечатление.

Связанное с обстоятельствами смерти предыдущего жильца, оно усиливает предчувствие близкой беды.