Анализ романа “Доктор Живаго” Пастернак Б. Л

Переломными в работе над романом, затянувшейся на десятилетия, явились военные годы. “Трагически тяжелый период войны, – написал впоследствии Пастернак, – был живым периодом и в этом отношении вольным радостным возвращением чувства общности со всеми”. В этой атмосфере на бумагу ложатся первые строки романа, который будет – не сразу – назван “Доктор Живаго”. Окончание войны породило у Пастернака – и не только у него одного – надежду на возможность перемен в общественно-политической жизни, на ослабление невыносимо

жесткого гнета власти, идеологии, надежду на то, что наступает конец времени чудовищного подавления личности.

В романе Пастернак, по его словам, хотел “дать исторический образ России за последнее сорокапятилетие…”. И, продолжая эту характеристику замысла, подчеркивал: “Эта вещь будет выражением моих взглядов на искусство, на Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое… Атмосфера вещи – мое христианство…” Слова эти важны для понимания романа, где история предстает как драматическое действие, а в центре этой острой коллизии оказывается художник. В “Докторе Живаго”

находит воплощение драматический дух истории – отчетливое представление об этом дает открывающее цикл стихов Юрия Живаго стихотворение “Гамлет”: “Ho продуман распорядок действий, И неотвратим конец пути.

Я один, все тонет в фарисействе. Жизнь прожить – не поле перейти”.

Роман был закончен в конце 1955 г., но редакция журнала “Новый мир”, куда была отправлена рукопись, отвергла ее, увидев в романе искаженное изображение революции и места, занятого по отношению к ней интеллигенцией. Тем временем роман был напечатан (в ноябре 1957 г.) в Италии, затем был переведен на многие языки мира, а в октябре 1958 г. Пастернаку была присуждена Нобелевская премия в области литературы “за выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и на традиционном поприще великой русской прозы”.

Можно понять, почему были так возмущены романом Пастернака власти предержащие: здесь возрождалась убежденность в самоценности человеческого существования, что шло вразрез с господствовавшими в тоталитарном государстве представлениями. Внешне повествование здесь вполне традиционно, рассказывается о судьбе человека в эпоху революции, в потоке времени. Ho Пастернак выстраивает свой роман по законам скорее лирики, чем эпики, изображение субъективно (поэтически) преломлено, мир предстает таким, каким он отражается в сознании главного героя.

А он, вопреки утвердившимся в советской литературе нормам и требованиям, остается частным лицом. И смысл его существования отражается не столько в действиях и поступках, сколько в стихах, которые составляют органическую часть романа.
Именно приобщение к жизни, к природе позволяет человеку стать самим собой, обрести способность участвовать в творчестве жизни. И воспринималось это радостно, вызывало чувство благодарности миру, рождало слова высокие, прекрасные:

Природа, мир, тайник вселенной,
Я службу долгую твою,
Объятый дрожью сокровенной,
В слезах от счастья отстою.
У Пастернака почти нет – случай в поэзии чрезвычайно редкий – стихов о смерти; куда чаше встречается в них слово “будущее”.
Стоит напомнить, что для Пастернака, как и для героя его романа, характерно отношение к жизни как к процессу, протекающему независимо от волевых усилий человека. Это вовсе не значит, что герой романа оказывается в стороне от событий, но он стремится уловить их смысл, их место в том целом, что и составляет жизнь. В ряду важнейших из этих составляющих – природа.

Ho еще – революция. Говоря о ней, Юрий Живаго произносит слова “гениально”, “чудо истории”, “так неуместно и несвоевременно только самое великое”. И не случайно им, как и самим Пастернаком, вспоминаются в этом случае имена Пушкина и Толстого: революция вовлекает в орбиту своего действия человека независимо от его желания, и самое мудрое в этом случае – подчиниться действию этих сил, не сопротивляясь и не форсируя их. Ho подчиниться им для Пастернака не значит потерять ощущение ценности человеческой личности, не значит быть подавленным величием революционных событий.

Вот почему, кстати, в романе его герои так часто вступают в разговоры, спорят, при этом каждый из участников такого спора не столько участвует в диалоге с собеседником, сколько развивает свои заветные мысли – диалог превращается в обмен монологами: каждому из персонажей надо выговориться, выразить – как в лирике – свое отношение к жизни. К тому же герои эти – и тут опять уместно вспомнить о лирике – не обладают достаточной характерностью: пластичность, традиционно обязательная для эпики, не свойственна образной системе романа.
Единство мира, человека и вселенной является основой мироощущения Пастернака. По словам Юрия Живаго, “все время одна и та же необъятно тождественная жизнь наполняет вселенную и ежечасно обновляется в неисчислимых сочетаниях и превращениях”. Так открывается столь важная для автора – и героя романа – мысль о возможности приобщения к вечному круговороту жизни, утверждается представление о жизни как торжестве вечного духа “живого”.

И роман, в начале которого повествуется о смерти матери Живаго, завершается (в стихотворении “Гефсиманский сад”) воскресением Сына Божьего: жизнь завершается не смертью, а бессмертием, т. е. “жизнью в других людях”, которых человек оставляет на земле.
Непосредственного участия в событиях Юрий Живаго не принимает, но вносит в них – в историю – жизнепонимание, основанное на христианских ценностях. И это принципиально важно: евангельская драма духовного выбора и крестной жертвы лежит в основании движения сюжета, развития характера в романе Пастернака. Стихи Юрия Живаго оказываются необходимым компонентом художественного целого, потому что в них воплощается бытийное содержание его личности, осуществляется его предназначение. Символической является и фамилия героя (вспоминается: “сын Бога живаго”), и его имя Юрий (его вариант – Георгий, победивший Дракона).

Жизнь частного человека, таким образом, соотносится с евангельским прототипом – вот почему в центре размышлений Юрия Живаго и его друзей постоянно находится триада “жизнь – смерть – воскресение”, а само творчество осмысливается как “Слово Божье о жизни”.
В сущности, персонажи романа раскрываются в сопоставлении с центральным его персонажем, и это еще одно свидетельство лирической природы романа. Обращаясь к своим друзьям, Юрий Живаго произносит: “Единственно живое и яркое в вас – это то, что вы жили в одно время со мною и меня знали”. При желании тут можно увидеть проявление крайнего индивидуализма, самовосхваление, но в романе Пастернака в самом деле именно присутствие Живаго позволяет увидеть главное в событиях и людях, высветить духовный смысл их существования. Другое важное для понимания природы романа обстоятельство: Юрий Живаго одновременно искренне любит и жену Тоню и Лapy.

Объяснения этому на житейском уровне будут мелкими (если не пошловатыми), но героя романа в каждой из этих женщин привлекает лишь ей свойственное начало, и эти последние – увы! – не соединяются. Тоня олицетворяет собою тепло домашнего очага, семью, родной для человека круг жизни. Для всех знавших Антонину Александровну привлекательной является ее душевная теплота и сердечная доброта, и Юрий Живаго с радостью погружается в заботы, которыми наполнена ее – и их совместная – жизнь. Ho в этой такой хрупкой женщине поразительна и ее стойкость, способность выжить – вместе с близкими ей людьми – в невероятно тяжелых условиях революции и Гражданской войны.

И позже, оставшись без мужа, насильственно вырванного из ее жизни, она смогла сохранить то, что составляло смысл ее существования, – семью, счастье детей. Иной оказывается роль, которую играет в жизни Юрия Живаго Лара. С ее появлением его жизненный круг раздвигается, сюда входят мысли о судьбе России, о революции, природе.

И недаром, расставшись с нею, в стихах, ей посвященных, он все дальше уходил “от истинного своего прообраза”: в стихах этих “появлялась умиротворенная широта, подымавшая частный случай до общности всем знакомого”. He случайно именно Лара, оказавшись у гроба Юрия Живаго, обращается к нему – как к живому! – со словами, столь значительными для понимания позиции автора романа: “Загадка жизни, загадка смерти, прелесть гения, прелесть обнажения, это пожалуйста, это мы понимали. А мелкие мировые дрязги вроде перекройки земного шара, это извините, увольте, это не по нашей части”.
Приняв революцию, Юрий Живаго не может согласиться с тем, что величие ее целей должно утверждаться силой, кровопролитием, страданиями, выпадающими на долю неповинных и беззащитных людей. Попав по принудительной мобилизации в партизанский отряд, он с особенной отчетливостью увидел, как бесчеловечна Гражданская война: “Изуверства белых и красных соперничали по жестокости, попеременно возрастая одно в ответ на другое, точно их перемножали”. В этой оценке обнаруживается общечеловеческий характер позиции автора романа и его героя.
В романе Пастернака находит воплощение столь важная для него мысль о творческом самовыражении как естественном условии реализации личности. Мысль эта утверждается в спорах Юрия Живаго с его многочисленными оппонентами. Даже его ближайшие друзья Гордон и Дудоров, принадлежавшие “к хорошему профессорскому кругу”, поддаются политическому воспитанию, заражаясь “политическим мистицизмом советской интеллигенции”, что вызывает у Юрия Живаго резкий внутренний протест. “Несвободный человек, – убежден он, – всегда идеализирует свою неволю”. Герой романа Пастернака не соглашается с требованием “постоянного, в систему возведенного криводушия” и потому оказывается чуждым и гибнет в конечном счете в мире, где эта система утверждается.

И уж вовсе не приемлет он насаждаемой силой оружия, ценою гибели многих и многих жизненной философии таких “преобразователей”, как Антипов-Стрельников, принадлежащий к породе тех, для кого “построение миров, переходные периоды – это их самоцель”. Юрий Живаго верит в то, что жизнь “сама вечно себя переделывает и претворяет”, а попытки насильственного преобразования ее свидетельствуют лишь о непонимании “ее духа, души ее”. О том, насколько зловеща противостоящая ему в этом случае сила, ярче всего свидетельствует появляющаяся на страницах романа фигура красного партизана Памфила Палых: он из тех людей, чья “бесчеловечность представлялась чудом классовой сознательности, их варварство – образцом пролетарской твердости и революционного инстинкта”.
Революция для Пастернака не нуждается в оценках или оправдании. Ho он ведет речь о цене, которую приходится платить за совершаемое ею: о невинных жертвах, о разбитых судьбах, об утрате веры в ценность человеческой личности. Рушится такая крепкая семья Юрия Живаго, сам он, насильно отторгнутый от родных, оказывается среди чуждых ему людей, лишена свободы и Лара.

Закономерно поэтому, что с развитием революции жизнь героя романа все более оскудевает: он окончательно теряет семью, исчезает Лара, вся окружающая его обстановка становится все более мелочной, оскорбительно пошлой. И самое страшное: его покидают творческие силы, он опускается и погибает от удушья, перехватившего горло. Символическая смерть – она настигает Юрия Живаго в переполненном трамвае, который никак не мог обогнать пешехода.
И вновь необходимо возвратиться к революции, сыгравшей определяющую роль в судьбе поколения, к которому принадлежал герой романа: она притягивает и ужасает, соединяя несоединимое – чистоту целей и разрушительность способов их осуществления. Ho завершает свой роман Пастернак на высокой лирической ноте, утверждая веру в жизнь, в ее торжество: “Хотя просветление и освобождение, которых ждали после войны, не наступили вместе с победою, как думали, но все равно предвестье свободы носилось в воздухе все послевоенные годы, составляя их единственное историческое содержание”.
Наделив своего героя поэтическим даром, Пастернак тем самым отдал ему самое дорогое из того, чем сам обладал. В стихах Юрия Живаго торжествует жизнь в ее элементарных и, может быть, самых прекрасных формах; здесь мгновение длится бесконечно и открывается сокровенный смысл человеческого существования. Любовь, соединяя двоих, позволяет приобщиться к вечному движению жизни: беспредельно раздвигаются для любящих границы мира, в котором живет, чувствует себя своим человек. А в стихотворении “Август” поэт обратится к людям – к тем, которым тоже придется когда-то перейти роковую черту, – со словами прощания, что идут (страшно сказать!) оттуда; вот когда сказано о самом главном, что было в жизни:
Прощай, размах крыла расправленный,
Полета вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство.
Стихи Юрия Живаго – о сокровенном. He раз вспомнит герой романа свечу, что горела за окном московского дома, где была та, которую он затем встретил и полюбил. И среди написанного им останется “Зимняя ночь”:
Мело, мело по всей земле,
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
В бескрайнем просторе мира свеча становится точкой притяжения для человеческой души: повтором слов этот – такой домашний, уютный – источник света превращается едва ли не в вечный. А впрочем, так оно и будет в романе для Юрия Живаго и его любимой, а в стихотворении вновь и вновь настойчиво повторяется: “Свеча горела на столе, Свеча горела”. И звучит это как заклинание.

He в комнате, а в мире мерцает – и не гаснет! – этот одинокий свет: мелькающие на потолке, освещенном неверным светом свечи, тени вполне реальны, а вместе с тем наводят на мысль о судьбе, ее игре, ее силе. И противостоять ей невозможно, недаром здесь “воск слезами с ночника на платье капал”. С почти святотатственной дерзостью именем ангела, тенью креста осеняется совсем не любовь, а “жар соблазна”. “На свечку дуло из угла” – вот когда этот мерцающий, неверный огонек обретает почти мистический смысл: он не гаснет, являясь единственным источником света, в котором так нуждается заблудшая душа.
И что бы ни случилось, как бы ни бушевала метель, когда “все терялось в снежной мгле”, как бы ни застило свет человеку, который соблазном погружается во тьму, он не одинок, не потерян в мире: “Мело весь месяц в феврале, И то и дело Свеча горела на столе, Свеча горела”.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Анализ романа “Доктор Живаго” Пастернак Б. Л