Анализ повести “Жизнь Василия Фивейского” Андреева Л. Н

“Жизнь Василия Фивейского”
Повесть Л. Н. Андреева “Жизнь Василия Фивейского” можно поставить в один ряд с такими произведениями писателя, как “Иуда Искариот”, “Христиане”, “Сын человеческий”, “Анатэ-ма”, “Савва”, составляющими богоборческую линию в творчестве писателя. Впервые повесть была опубликована в сборнике товарищества “Знание” за 1903 год с посвящением Ф. И. Шаляпину. В последующих изданиях посвящение было снято. Отдельным изданием произведение было опубликовано в 1904 году в Мюнхене издательством

Ю. Мархлевского (“Новости русской литературы”), а затем в 1908 году в Петербурге издательством “Пробуждение”.

Импульсом к созданию сюжета повести стал разговор с М. Горьким о горделивом попе, который под влиянием учения Л. Н. Толстого снял сан.
В самом начале повествования сразу же заявлена тема сурового и загадочного рока. Отец Василий одинок среди людей. Он потерял сына, не нашел счастья в браке. Видя вокруг себя столько горя и несправедливости, Василий порой сам себя пытается укрепить в христианской вере.

Он обращается к небу с громкими словами: “Я – верю”. И в этой сцене

Андреев убедительно показывает, что Фивейский, несмотря ни на что, порой сомневается в божественной силе.
В повести “Жизнь Василия Фивейского” Л. Н. Андреев использует черты экспрессионизма, которые выражаются в символах, гиперболах, преобладании лирико-субъективного начала над эпическим. Это ярко проявляется в портрете отца Василия, Андреев постоянно подчеркивает в нем глаза: “Они были маленькие, ввалившиеся, черные, как уголь, и ярким светом горел в них отразившийся небесный пламень”. Максимальную выразительность портрет героя приобретает в сцене, когда церковный староста Иван Копров обвиняет отца Василия в богоотступническом своеволии. Прием укрупнения портретной детали помогает Андрееву показать трагическое величие фигуры священника: “Пунцовый от гнева, Иван Порфирыч сверху взглянул на попа – и застыл с раскрытым ртом.

На него смотрели бездонно-глубокие глаза. Ни лица, ни тела не видал Иван Порфирыч. Одни глаза – г огромные, как стена, как алтарь, зияющие, таинственные, повелительные – глядели на него, – и, точно обожженный, он бессознательно отмахнулся рукою и вышел, толкнувшись о притолоку толстым плечом.

И в похолодевшую спину его, как сквозь каменную стену, все еще впивались черные и страшные глаза”. Центральная деталь портретной зарисовки – глаза – укрупняется при помощи различных изобразительно-выразительных средств (эпитетов, сравнений), гиперболизируется. Кроме того, испепеляющая сила взгляда (а следовательно, и сила воли характера Фивейского) подчеркивается реакцией на него Копрова, который выходит, толкнувшись о притолоку толстым плечом.
Не менее интересной в повести выглядит фигура Ивана Порфирыча. Он обрисован как богатый, счастливый и всеми уважаемый человек. В его портрете Л. Н. Андреев подчеркивает характерную деталь — черную бороду. В суждениях герой не основателен.

Возмущает, например, случай, когда он оговаривает пришедшую в церковь попадью за пьянство. “Эту пьяницу совсем бы в церковь пускать не следовало. Стыд!” – восклицает герой. А ведь несчастная попадья, потерявшая сына, просто-напросто пьет с горя, а в церковь пришла за поддержкой.
Однако гибель сына не единственное испытание, которое посылает ей судьба. Как ни берегла свой плод обрадованная женщина, у нее рождается сын-идиот. Образ идиота разрастается, начинает господствовать над всей семьей.

Сжимается даже сам дом. Его обитателей постоянно мучают клопы. Откуда-то появляется рваное белье и одежда – символы неустроенности, беспорядка. Идиот нечистоплотен и озлоблен, похож на звереныша.

Это одновременно символ незаслуженного горя и вырождения. Весь ужас, который несет в себе рожденное попадьей существо, красноречиво воплощает его портрет: “И был отвратителен и страшен его вид: на узеньких, совсем еще детских плечах сидел маленький череп с огромным, неподвижным и широким лицом, как у взрослого. Что-то тревожное и пугающее было в этом диком несоответствии между головой и телом, и казалось, что ребенок “надел зачем-то огромную и странную маску”.
Постепенно тема безумия в повести разрастается. Сходит с ума и сама попадья. Ночными тенями подступает безумие к самому Василию.

Попадья напоминает ему лошадь со сломанным копытом, которую вели на живодерню. Ему кажется, что если бы кто-то заживо положил женщину в могилу, то поступил бы хорошо, такие несчастные у той глаза.
Тема безумия звучит и в сцене отпевания Семена Мосяги-на, которого отец Василий определил работником к церковному старосте. И сам Василий, и окружающие чувствуют вину священника за гибель Семена. Во время отпевания начинается гроза. Прервав чтение молитв, отец Василий подходит к гробу и пытается усилием воли воскресить мертвеца, затем выталкивает его из гроба.

Народ, глядя на эту картину, в страхе выбегает из храма, полагая, что в священника вселились бесы.
Важную роль в повести играет пейзаж. Природа оттеняет переживания героев, но, помимо этого, и сама живет своей независимой жизнью. Осенняя ночь, сопутствовавшая безумной страсти несчастной попадьи, описывается как страдающее и одинокое существо: “В наглухо закрытые ставни упорно стучал осенний дождь, и тяжко и глубоко вздыхала ненастная ночь”, “Под долгие стоны осенней ночи”, “Бесприютностью дышала осенняя ночь”, “Ночь молчала”, “Ненарушимая и грозная тишина смыкалась и душила, начинала гудеть”, “Как саван облипала его глухая и бесстрастная тишина”, “Тьма разбегалась перед ним, длинными тенями забегала сзади и лукаво кралась по пятам”.
Отец Василий сопоставляется в повести с библейским праведником Иовом. Однако Фивейский не раз восстает против бога, рока и несправедливости, мечтает снять сан и уехать с женой куда-нибудь, а идиота отдать в приют. Но жена сгорает во время пожара. В конце концов отец Василий гибнет.

В последние минуты ему кажется, что небо охвачено огнем и рушится мир. И этот финал выглядит закономерным для творчества Л. Н. Андреева, так как в нем всесильный рок оказывается сильнее человека.